— Ла-а-адно, — недобро улыбнулась я. — А можешь распорядиться передать, что я очень хочу выпить чаю в компании той вредной тетки, с такими, черно-белыми крыльями. Она еще на балу мне гадости всякие говорила, что я пошлая и неприличная. У нее на лице написано, что она злостная сплетница.
— Елена-а-а… — протянул Фил и рассмеялся. — Откуда такой настрой?
— Я жажду крови! Потому что нечего ручонки свои тянуть к моему мужу!
— Ты же не считаешь меня своим мужем, — лукаво уточнил Филипп.
— Но она-то этого не знает! Сказано — муж, вот и все!
— Хорошо-хорошо. Но будь осторожна, ладно? — Он потянул меня за руку, затянул снова в объятия и спросил: — Что ты хочешь?
— Суп. Жаркое. Торт. Пирожное. И выдрать патлы Луидоре.
— Выберем тебе сегодня грифона? Ты решилась?
— Ну-у-у…
— И пирожное.
— Ладно, — рассмеялась я.
— А свадьбу отметим?
Этот вопрос он мне задавал регулярно. И я каждый раз ему напоминала, что мы не можем отметить свадьбу без женитьбы.
— Фил, ты опять? Забыл, что у нас всего лишь помолвка, да и та не настоящая?
Я все ждала, что он меня поцелует. Или начнет ухаживать и соблазнять. И скажет, что, мол, давай фиктивную помолвку превратим в настоящую. И позовет замуж всерьез. Я бы согласилась. Но он не говорил этого, хотя я видела, что он неравнодушен ко мне, что хочет. Сложно не заметить голодный взгляд. Да и организм его выдавал. Мы же столько ночей провели бок о бок, тут при всем желании не утаишь, что его тело хочет меня.
Но…
Козлина, короче! Вот возьму и соблазню его сама! Будет тогда знать! А потом гордо удалюсь в закат. Или в рассвет. На Землю, короче.
День пролетел как-то скомканно и странно. Я пила чай в обществе леди Йорган. Послушала сплетни. Рассказала немного о Земле. А потом о рыжей мохноножке. В смысле, леди Луидоре. Что она бессовестнейшим образом пытается увести у меня мужа. И что, мол, это так печально, когда женщина совершенно отчаялась устроить свое личное счастье. Замуж никто не берет, приходится пытаться забирать чужих мужей. И что же это делается-то, стыдоба и позор так активно себя предлагать…
Разумеется, я никаких подробностей не поведала. Еще чего! Но фальшиво посетовала, намекнула, многозначительно округляя глаза. И так мне жалко эту красивую, но несчастную Луидору. Мол, мужика бы ей хорошего, только не моего.
Как оказалось, мужиков у Луидоры хватало. С поличным никто не поймал, но то, что она имела фаворитов, всем известно. И сама она некоторое время была фавориткой короля, пока не получила отставку. То есть любви ей хватало, а вот замуж не брали.
В общем, душевная тетка оказалась эта леди Йорган. Злобненькая такая, ядовитенькая, любо-дорого. Каюк Луидоре!
После чаепития с гостьей Филипп отвез меня к заводчикам грифонов. И заставил выбрать одного, личного.
— Елена, тебе нужно посмотреть на них всех, прикинуть, какие из них нравятся внешне и повадками. С кем тебе было бы приятно летать. Попытайся наладить зрительный контакт. Если и ты грифону симпатична, он сам подойдет. Тебе не нужно ничего предпринимать, наоборот, не шевелись, чтобы не спугнуть. Просто стой, магия сама все сделает. Если этот грифон тебе подходит и у вас наладится связь, ты почувствуешь.
Грифоны были похожи на больших кошек с головами орла и с мощными крыльями. Так странно. Точно как на картинках, которые я видела на Земле. Они все были разной степени рыжины и с белыми крыльями. Самцы и самки, взрослые и юные. Матерые и степенные. Молодые и озорные.
Я рассматривала их, они меня. Зрительный контакт у нас ни с кем не выстраивался. Я уже даже выдохнула с облегчением, что мне не придется выбирать кого-то из этих больших крылатых кошек. Я все же трусишка, признаю. Кошек люблю, но мягоньких, маленьких, беленьких, мурлыкающих. Чтобы потискать, пожмякать, уткнуться в них и слушать тарахтение внутреннего моторчика.
Я прямо аж ощутила, как глажу белую шерстку кошечки, а она мне мурчит.
— Мр-р? — деликатно спросил кто-то слева.
Я вздрогнула, повернулась и уставилась на грифоницу, судя по некрупному размеру.
— Мр-р? — повторила она вопросительно и заклекотала, глядя мне в глаза.
— Красивая какая, — шепнула я.
Самочка была с традиционно белыми перьями, но сама очень-очень светлая, не рыжая, а скорее золотисто-бежевая. У меня аж руки зачесались, погрузить их в этот мягкий пушистый мех.
А грифоница снова издала клекот, похожий одновременно и на мяуканье, и на писк, и на чириканье. Бочком пододвинулась ко мне, словно стеснительная кошечка, и подставила спинку.
— Вы с ней похожи, — сообщил мне Филипп, стоявший все это время рядом и контролировавший процесс выбора.
— Мягонькая, — улыбаясь во весь рот, сказала я то ли ему, то ли грифонице. — Прелесть!
— Она тебя выбрала. Ты согласна?
— Да. «Будешь у меня жить?» — спросила я большую кошко-птицу. — Только я не умею ездить и летать.
Мне было страшновато, потому что шерсть-то мягкая, но лапы — ого-го, голова орла, клюв, хвост, когти…