Первый выстрел

Конечно же, ребята не стали волновать Никандра Ильича рассказом об этом.

Вторым уроком была русская словесность. Надежда Васильевна вызвала к доске Лизу. Только та начала было:

— Древнейший памятник русской письменности «Слово о полку Игореве» показывает, что когда на Русь напали орды половцев и чепенегов, то есть печенегов, то удельные князья… — как из коридора послышался шум — топот ног, гул голосов, выкрики.

— Чепенеги! — весело заорал Коля. Все рассмеялись. Надежда Васильевна погрозила пальцем.

Но тут дверь класса с треском распахнулась, так что чуть стекла не вылетели. На пороге появился молодой офицер в сияющих лакированных сапогах, при шашке, с серебристым темляком, с перчатками и плеткой в руке. Держась за косяк двери, он покачивался и чуть прищелкивал сапогом со звенящей шпорой.

Театрально прищурившись, он с брезгливым выражением оглядел класс. И вдруг, сделав зверскую рожу, гаркнул:

— Здорово, зубрилы-мученики! Вста-а-ать! На пер-вый-второй рассчитайсь!

Захлопали крышки парт. Некоторые ученики неуверенно поднялись, другие остались на местах. Надежда Васильевна побледнела, а Лиза юркнула за классную доску.

— Отставить! — скомандовал офицер. — Позор! Шпаки несчастные, никакой выправки! — Заметно пошатываясь, он вышел на середину класса. — Впрочем, вы еще сопляки. Вам слова на букву «ять» петь надо…

Взмахнув плеткой, он начал:

Белый, бедный, беглый бес,
Убежал, бедняжка, в лес,
Долго по лесу он бегал,
Там орехом пообедал…

Повернувшись к доске, он оборвал свою «декламацию» и замолчал.

— Боже, что я вижу! — через мгновение воскликнул он. — Где мое пенсне? Какая пара чудных женских ножек!

Из-за классной доски виднелись Лизины ноги. Офицер подошел, нагнулся и похлопал по ним рукояткой плетки.

— Мадемуазель, прошу, покажитесь, одарите поцелуем в моем лице доблестное воинство единой неделимой России!

И он еще раз похлопал плеткой по ногам Лизы.

У Юры сердце бешено колотилось, лоб покрылся испариной. Он привстал, сел, опять привстал. В парте лежал солдатский немецкий кинжал. Юра сунул руку в парту, стиснул ножны кинжала.

Сергей с силой прижал Юру плечом к стене.

— Не дури, Юр, не дури!.. — шептал он, но сам тоже дрожал.

Из-за доски вышла пунцовая Лиза. Офицер, шаркнув ногой и звякнув шпорой, взял ее за подбородок:

— Прелесть моя…

Неожиданно раздался голос Надежды Васильевны:

— Немедленно оставьте в покое графиню Бернист! Уберите руки!

Офицер отступил и, нелепо приоткрыв рот, молча воззрился на нее.

В класс шагнул еще один офицер, в запыленных сапогах, усатый, с дергающейся щекой.

— Подпоручик, гоните недорослей во двор, устроим парад-алле, черт возьми!

Во дворе перед небольшой группой офицеров стояли ученики всех классов и педагоги. Почти все офицеры были в гимнастерках и кителях шоколадного цвета — «английское хаки». На рукавах пестрели треугольные сине-красно-белые нашивки добрармии и какие-то значки. Поблескивали золотом погоны. Было заметно, что все офицеры изрядно навеселе. В стороне стояли их верховые лошади под присмотром нескольких солдат.

— Господа! Надеюсь, что вас еще не развратили большевики? — начал толстенький капитан, и стекла его пенсне грозно блеснули на солнце. — Прогуливаясь по городу и его окрестностям, мы решили поднять истинно русский патриотический дух местных обывателей. На базаре, на площади, в так называемой слободке мы пригнали публику и пытались честь честью спеть с ней наш державный гимн. Увы! Обыватели забыли его, обыватели одичали. Что ж, будем воспитывать… — И офицер поднял своей короткой ручкой тонкий хлыст. — А вы, господа, нас вознаградите. Все утро ищем, с кем бы дружно спеть. А для начала собирателю земли русской Антону Ивановичу Деникину ура-а!

Офицеры нестройно крикнули «ура». Во всю глотку поддержали их первый и второй классы. Козлетоном, с опозданием «уракнул» директор и, глядя на него, некоторые учителя, больше половины старшеклассников не отстали от них.

— А теперь, — сказал капитан, — па-а-апрашу!.. Стройно, с душой… — И, дирижируя плеткой, он затянул: — Боже, царя храни…

Вперед шагнул Никандр Ильич. Спокойно, почти не повышая голоса, но отчетливо, он сказал:

— Нет, это я па-а-апрашу вас, господин штабс-капитан, прекратить увеселение. На каком основании вы врываетесь в казенное учебное заведение, срываете занятия, выгоняете из классов учащихся? Генерал Деникин, насколько мне известно, пока о восстановлении монархии ничего не говорит. Наоборот, утверждает, что он и его армия стоят за конституционно-демократический строй… Оставьте детей в покое.

— Что? — пронзительно завизжал капитан. — Ты кто такой? Конституция, революция, резолюция!.. Развращаешь юношество?! Большевик! Да я тебя… — Он грязно выругался и поднял плетку. — Разгромим большевистское гнездо!

Все оцепенели. Директор юркнул назад и спрятался за спины.

Никандр Ильич подтянулся, будто на голову стал выше. Он решительно шагнул вперед и крикнул:

— Вон! Доложу генералу Боровскому!