Первый выстрел

А Лукин прочел замечательные стихи «Сын коммунара». И Сергей Иванович разошелся.

— «Динь-бом, динь-бом, слышен звон кандальный, динь-бом, динь-бом, путь сибирский дальний!..» — затянул он.

Расходились поздно. Над тихими улочками Судака неслось:

…Если б были все, как вы, ротозеи,
Чтоб осталось от Москвы, от Расеи?!

6

Заснеженные вершины высоких гор алели в лучах заходящего солнца, когда Юра пришел в дом военкома. Семена дома не было, а Ганна, сидя на корточках, раздувала древесные угли в стоявшем возле дома мангале.

— Военком скоро придет? — спросил он.

— Не знаю, Юрчик, сама его теперь редко вижу. То он на «операции», то еще что… И у меня полно хлопот… профсоюзные дела и женщины. А я как, изменилась?

Юра только сейчас обратил внимание на Ганну. Разве что пополнела она. Но глаза те же — карие, веселые, с искорками.

— Немножко ты… другая.

— Разбавилась?.. Я у вас была уже два раза и все про тебя знаю. Что же ты меня не спросишь, где я была, что делала?

Пришел Семен. Поздоровавшись, он скоро появился из дома, в синих галифе, заправленных в сапоги, подпоясанный полотенцем, и подошел к умывальнику, прибитому к вишне. Широко расставив ноги и покряхтывая от студеной воды, лившейся на шею и стекавшей по загорелой спине, он сильно растирал руками грудь, весело кричал:

— О-го-го! — и фыркал, разбрызгивая воду.

— Мне бы надо в Феодосию съездить в уком, — сказал Юра. — Совсем литературы нет. С Сережей поговорить надо, инструкции получить. Как бы проехать в Феодосию?

— Теперь, хлопец, это очень трудно, — ответил Семен, растираясь полотенцем. — Не знаю, как и помочь… Поговори с Гавриловым.

Гаврилов, холостяк, жил в одной из комнат ревкома. Он сидел без френча за столом и пил чай с бекмесом — сахара в Судаке не было. Усадив Юру, он налил ему чашку, дал три кусочка черствого хлеба, столько же взял сам и предложил винограду и яблок.

— Да мы сами головы ломаем, как с Феодосией надежно связаться. Рыбачий баркас до Феодосии не дойдет по-зимнему морю. Сильно штормит уже вторую неделю. Надо обеспечить народ хлебом. Сегодня ночью прибежали подводчики без подвод. Я посылал их в Феодосию за мукой, а на перевале возле Отуз их окружили бандиты. Лучше всего, конечно, было бы морем добраться. Так ведь беляки все фелюги угнали. Сейчас в Феодосии срочно ремонтируются мелкие суда. А для тех, которые на плаву, есть дела поважнее. Подождем немного. А пока суть да дело, можешь съездить в соседние деревни, организовать там комсомольские ячейки.

— В какие?

— В Туклук, Таракташ, Козы, Аджибей… У тебя ведь есть конь с линейкой.

— Есть.

— Вот и поезжай. Но с собой обязательно прихвати двух-трех ребят с винтовками. На всякий случай!

На другой день Серый повез Юру, Колю и Степу в Таракташ. Село расположилось у подножия скалистого гребня, напоминавшего доисторического ящера. Пять километров проехали быстро и вот уже подъехали к дому Юсуфа. Их встретил Али.

Юра объяснил, зачем они приехали, и напомнил Али, что ведь он согласился быть секретарем местной комсомольской ячейки.

Али помолчал, а потом сказал:

— Пиши! — и назвал фамилии одиннадцати будущих комсомольцев.

— Винтовки и револьверы, — сказал он, — мы сами себе достанем: Только вы должны помочь.

— Как?

И тут Али, выглянув в окно, не подслушивает ли кто, негромко начал рассказывать.

Странные дела творятся в Таракташе. Посмотреть со стороны — все тихо, мирно. А почему татарские буржуи, курултаевцы собираются по ночам и шепчутся с теми, кто тайно приехал из Турции? Почему они посылают продовольствие белобандитам? Откуда-то привозят оружие и прячут его в тайники.

— Так почему же ты до сих пор молчал?! — возмутился Юра.

— А кто я такой, чтобы с минарета кричать всем людям? Отец поехал в Судак, в ревком. Гаврилова не было. Он рассказал его заместителю — Билялю Амиру. Тот заявил: «Не верю, врешь!» Отец рассердился. Тогда Биляль Амир сказал: «Спасибо, верю. Ты настоящий большевик, иди с миром домой. Мы сами будем наблюдать и виновных поймаем». И в ту же ночь, когда отец вышел из дома, в него стреляли. На другой день отец отправился на наш виноградник, в горы, там опять в него стреляли. И попали. Сейчас он в больнице.

— А кому еще рассказывал Юсуф обо всем этом?

— Только Билялю.

— Значит, их подслушали и передали.

— Отец сказал, что, кроме Биляля, никого не было…

— Но не мог же Биляль рассказать об этом вашим буржуям. Биляль — большевик…

— Биляль — другой.

— Какой?

— Розовая редиска. Сверху красный, внутри белый. Ему верить нельзя.

— Скажешь тоже!

Такое не укладывалось в Юрином понимании. До сих пор все было просто: враги есть враги, а большевики — большевики.

— Неужели Биляль — переодетый? Почему же ты не рассказал мне об этом?

— Хотел пойти рассказать! Поэтому и в комсомол вступаю. У кого берут скот для белобандитов? У бедных. Берут и пугают: «Молчи! Убьем!» А защищаться нечем. Мы, молодые, уже собрались и решили действовать вместе. У нас знаешь какие хлопцы — вот! — И он, подняв руку над головой повыше, показал рост ребят.

— Так что же ты предлагаешь?