Первый закон

Шебат прошел мимо Сердцедрева, ласково похлопав его. Надо бы с ним еще поработать. Поэтому он вынул нож, внимательно присмотрелся и снял тоненькую стружку. Это сегодняшнее изменение. Завтра, возможно, будет другое. Он задумался, сколько людей трудилось здесь до него и сколько будет работать после его смерти.

Он ушел в подгорный мрак. Тяжесть скал давила на плечи, дрожали огоньки масляных ламп, бросая отсветы на заветы Создателя, высеченные на трижды благословенном металле и установленные на камнях. Шебат ковылял, подволакивая больную ногу, в оружейный зал, и эхо его шагов звучало в тишине. Старая рана. Старая рана из тех, что не заживают никогда. Слава победителя живет краткий миг, а раны остаются до конца. Хотя он любил оружие — ведь Создатель учил почитать металл и искусно сделанные вещи, но выдавал его без особой радости.

— Поскольку Создатель, кроме того, учил, что каждый нанесенный удар — это твой проигрыш, — мягко протянул он, доставая мечи по одному со стоек и лаская клинки кончиками пальцев. — Победа — в протянутой руке, в доброжелательной беседе, в искреннем подарке.

Шебат вглядывался в лица молодых, которые с горячностью и нетерпением принимали из его рук орудия убийства, и опасался, что они хотя и слышали его слова, но суть не уловили.

Уто пришла последней, как и положено вождю. Шебат все еще полагал, что она должна стать Десницей, но в тяжелые дни редко пользуются благосклонностью люди милосердные. Он вручил ей последний меч.

— Я приберег его для тебя. Сделал собственноручно в те годы, когда был молод и не ведал сомнений. Моя лучшая работа. Иногда металл… — Он потер пальцы, подыскивая подходящее слово. — Отзывается правильно.

— Ты думаешь, у нас получится правильно? — печально улыбнулась она, принимая меч.

— Будем надеяться.

— Я боюсь, что мы заблудились. Было время, когда я чувствовала, уверенно вижу цель. Оставалось лишь идти вперед и прийти. Теперь я погрязла в сомнениях и не вижу способа выпутаться.

— Ваердинур стремится к тому, что является для нас наилучшим… — сказал Шебат, задаваясь при этом вопросом: верит ли он сам в эти слова или попросту пытается себя убедить?

— Все мы к этому стремимся. Но мы расходимся во мнениях — что будет лучше и в путях, какими этого можно достичь. Ваердинур — хороший человек, сильный, любящий и, несомненно, достоин восхищения.

— Ты говоришь так, будто это — плохо.

— Это заставляет нас соглашаться с ним, не раздумывая. А несмелые возражения тонут во всеобщем шуме. Ваердинур полон огня. Он горит стремлением разбудить Дракона. Сделать мир прежним.

— А разве это плохо?

— Нет. Но мир не может стать прежним. — Уто подняла меч, и свет, отражающийся от клинка, озарил ее лицо. — Я боюсь.

— Ты? Не может быть!

— Может. Не наших врагов. А нас самих.

— Создатель учил нас — сталкиваться с тем, что мы предвидим, не страшно. Удачи тебе, мой старый друг.

Он обнял Уто, жалея об утраченной молодости.

Они миновали Высокие Врата быстро и решительно. На сей раз Совет обсудил все доводы и вынес решение, следовательно, нет причин мешкать. Шли с мечами наголо, оставив щиты, как в стародавние времена, когда жил прадед Уто. Прошагали мимо имен предков, запечатленных в бронзе, и Уто спросила себя — будет ли прежний Народ Дракона стоять с ними плечом к плечу? Мог ли какой-то из прошлых Советов отправить их? Может, времена не меняются так сильно, как нам кажется?

Да, они покинули Ашранк, но они несли Ашранк с собой — священная земля в мешочке. Быстро и решительно шли они до тех пор, пока не достигли долины, где располагалось озеро Поиска, чья зеркальная поверхность отражала кусочек неба. В развалинах их ждал Скарлаер.

— Ты поймал их? — спросила Уто.

— Нет. — Молодой охотник хмурился, будто спасшиеся от расправы чужаки оскорбляли его честь. Некоторые мужчины, особенно юные, способны обижаться на любое препятствие, от ливня до рухнувшего дерева. И от возмущения готовы пойти на оправдания любого безумия, любой ошибки. Он определенно нуждался в присмотре. — Но мы нашли их следы.

— Сколько их?

— Следы очень странные, — присел на корточки Маслингэл. — Иногда кажется, что двое притворяются дюжиной, а иногда — будто дюжина хочет показать, что их всего двое. Иногда я замечаю беспечность, а иногда — желание, чтобы их преследовали.

— Их желание исполнится, и даже больше… — прорычал Скарлаер.

— Лучше не исполнять желания врагов. — Но Уто знала, что выбора у них нет. А у кого он есть, если подумать? — Будем их преследовать. Но осторожно.

Только с началом снегопада, затмившего лунный свет, Уто разрешила остановиться. Обремененная ответственностью, она лежала с открытыми глазами, ощущая быстротечность времени и тепло земли, страшась будущего.

Утром впервые похолодало, и она приказала надеть меховые накидки. Оставив позади священную землю, отряд углубился в лес и потрусил по шуршащей тропинке. Скарлаер, стремительный и беспощадный, вел их, отыскивая следы, торопил и рвался вперед. Уто тяжело дышала, тело ее отзывалось болью и дрожью. Сколько лет назад она могла мчаться без устали?