Пёс

– Это я звонил, – сказал он. – Хорошо, что ты пришёл, не стал бегать, прятаться, прикидываться ветошью. От этого всем лишние нервы. А мне вредно нервничать, например. У меня проблемы с ЖКТ. Аслан вообще на взводе. Ты же не один в такой ситуации. Но другие ведут себя как бараны, как ослы и кретины. Никакой цивилизованности, никакой интеллигентности. Можно подумать, их пытаются ограбить. А ведь всего лишь – вернуть долг.

Мимо них пролетел голубь и длинно испражнился на землю.

– Пойдём, в машине поговорим, – продолжил Герман. – Выглядишь ты, конечно… Но я понимаю, ужасное горе. Поэтому и хочется всё решить по-людски, сечёшь? С уважением друг к другу.

Бобровский подумал, что этот Герман мог бы говорить, говорить и говорить, не умолкая. При этом ни разу не сбившись.

Они обошли здание торгового центра. С другой стороны была парковка. Герман достал брелок, нажал кнопочку. Откликнулась чёрная «Тойота Камри». Бобровский подумал, что у этой машины хищная, злая морда, как у голодной акулы. В салоне было прохладно, и Бобровский впервые за последнее время испытал удовольствие. Герман достал с заднего сиденья файлик с документами.

– Копия договора. Почитай. Чтобы ты не думал, что это какой-то кидок.

Бобровский почитал. Полтора месяца назад Настя взяла кредит. Сто пятьдесят тысяч рублей. Он узнал её подпись.

– Убедился? – сказал Герман. – Можешь оставить себе. Хотя дома у тебя наверняка такой же лежит где-то в документах. Жена тебе правда ничего не сказала? Это часто бывает. Слушай, а почему ты молчишь?

– Не знаю, – ответил Бобровский. – А как вы меня узнали?

– Что в этом сложного? – пожал плечами Герман. – Поскольку долг перешёл к тебе по наследству, мы сразу навели все справки. Ничего примечательного. Не обижайся. Одно странно. Тебя нет в социальных сетях. Или есть? Левые страницы?

– Я не пользуюсь, – сказал Бобровский.

– Правда? Ладно. Теперь к делу. Долг нужно вернуть очень быстро. Это ясно? Я уверен, что деньги есть. Проверь счета. Я дам тебе три дня. Потом с тобой будет разговаривать Аслан. Не кривись. Это мы сейчас в положении терпил, а не ты. Наши деньги болтаются не пойми где.

– Три дня мне не хватит, – сказал Бобровский. – У меня тяжёлое положение.

– У всех тяжёлое положение. У нас тоже тяжёлое положение. Вся страна в тяжёлом положении. Мы под санкциями. Мы окружены. И поэтому должны сплотиться. Помочь друг другу. Иначе всем пизда. Понимаешь? К тому же есть принципы. Ты веришь в принципы? А в долг чести веришь?

У Бобровского разболелась голова. Ему захотелось стукнуться головой в оконное стекло и потерять сознание. Герман сказал:

– Ладно. Думаю, мы решим вопрос без эксцессов. Правда? Я вечером позвоню, вдруг уже будут новости. Ты же возьмёшь трубку? Конечно, возьмёшь. Вижу, что возьмёшь. Ну, если что, твой мобильный номер у меня тоже есть. Всё. Я тебя больше не задерживаю.

Бобровский вылез из прохладного салона в душный полдень. Герман его окликнул.

– Мне кажется, мы очень хорошо поговорили, – сказал он.

И улыбнулся.

7

На самом деле Германа звали иначе. Когда-то он был талантливым молодым юристом и даже послужил в следственном комитете. Герман рассчитывал сделать карьеру, но все надежды сгубил кокаин. Потом он немного поработал адвокатом в городской коллегии. Там никого не смущали его слабости. Даже наоборот. Например, глава коллегии, служивший когда-то в Госнаркоконтроле, и сам был не дурак занюхать пару длинных дорожек после очередного трудового дня. Поработав пару лет, Герман заскучал. Резонансных дел ему не поручали, не хватало нужных связей. Он уволился и организовал небольшую контору по выбиванию долгов.

Герману нравилось его новое занятие, к тому же оно приносило прибыль. Он взял себе в напарники бывшего омоновца Игнатьева, который стал работать под псевдонимом Аслан. А иногда Шамиль или Расул. Игнатьев занимался грязной работой: запугивал, бил, поджигал, заливал дверные замки монтажной пеной, оставлял надписи на стенах домов, в которых жили заёмщики.

Без работы они не сидели.

Выпроводив Бобровского, Герман позвонил партнёру.

– Что у тебя? – спросил Герман.

– Нормально всё, ем сижу, – ответил Игнатьев. – А у тебя? Что этот мудак говорил?

– Ничего не говорил почти, квёлый он какой-то, страшный, явно не в себе.

Герман говорил это и смотрел на Бобровского. Тот брёл по парковке в сторону ТЦ. Того и гляди свалится замертво. Бобровский вдруг остановился, достал из кармана мобильник, что-то прочитал с экрана и двинул дальше заметно бодрее.

– Так, это, давай я ему рандеву сделаю, – сказал Игнатьев.

– С кем? – спросил Герман.

– Что с кем?

– Рандеву.

– Ну расшевелю его. Палец можно сломать. Или бровь оторвать. Я же умею.

– Ешь, – сказал Герман. – Я ему вечером ещё позвоню, если не ответит или будет мямлить хуйню, завтра и займёшься.

– Рандеву ему сделаю, – повторил Игнатьев.

Иногда он казался немного слабоумным.

– А с врачихой ты когда встречаешься? – спросил Герман.

– Да вот сейчас, доем и поеду, как раз у неё смена закончится.