Пес Господень

Он, Ганелон, сам видел, как однажды блаженный отец Доминик дал жестокую пощечину нечестивому отступнику от веры.

Разве не является доказательством особой святости отца Доминика то, что после его пощечины нечестивый отступник сразу умер?

Он, Ганелон, однажды сам видел, как блаженный отец Доминик возложил свою руку на голову слепца.

И слепец мгновенно прозрел.

Он, Ганелон, сам не раз слышал, что когда отец Доминик проходит мимо какого-либо собора или проезжает мимо него на муле, то все святые в нишах наклоняют головы в знак глубокого уважения перед подвижником. И одновременно колеблется в небесах чудесный высокий свет – свет душ, спасенных блаженным отцом Домиником.

Ганелон вздохнул.

Как странно приходят воспоминания.

Почему он вспомнил все это здесь, в пустом Риме, разыскивая некоего старика Сифа по прозвищу Триболо?

Сердце Ганелона билось шумно, прерывисто.

Он боялся, что его могут услышать.

И не ошибся.

Где-то на огородах тявкнула, завыла собака.

Но сразу вдруг потянуло сладким, необычно сладким, даже приторно сладким дымом.

Ганелон огляделся.

Серый сумеречный свет делал пустые переулки еще более печальными и пустыми, но даже смрад многочисленных нечистот, которыми была в разных местах загажена и залита вымощенная крупным камнем мостовая, не заглушал сладкого приторного запаха дыма.

Сладким дымом несло из-за высокой, местами обрушившейся каменной стены, сразу за которой темнела неясная громада темного дома с настоящим чердачным окном, нелепо распахнутым в сумерки.

Ганелон осторожно толкнул массивную калитку.

Калитка не поддалась.

Тогда Ганелон перелез через стену.

Он служит Делу.

Дело оправдывает все его поступки.

Сальвави анимам меам. Душу свою он спас.

Он, Ганелон, спасет душу Амансульты. Он вырвет несчастную Амансульту из нечистых рук дьявола. Он будет просить Бога простить Амансульту. Он будет просить Бога спасти несчастную Амансульту, просветить ее, наставить на правильный путь. Он никогда не осквернит в гневе святое распятие, как это иногда делают неразумные, но рано или поздно он сам двумя короткими движениями милосердника наложит святой крест на дьявольскую отметку, таящуюся под левой грудью его бывшей госпожи.

Перивлепт.

Восхитительная.

Ганелон осторожно остановился под старой яблоней.

Палая листва, нежное очарование прели и гнили, серебристая паутина на кустах, пустынный покой запущенности.

Все равно волчий угол.

Нет, сам себя поправил Ганелон, не волчий угол, а паучий, мерзкий угол мерзких пауков, и осторожно обошел молчащую громаду дома.

Вид у дома был нежилой – слепые окна забраны крепкими ставнями, дверь заперта изнутри, но над каминной трубой вился слабый дымок.

Ганелон никак не мог определить, чем, собственно, пахнет дым? Почему он так густо напитан какой-то приторно тревожной сладостью? Может, правда, в странном дому жгут некие волшебные травы или ведут колдовство, которое и отравляет своим непонятным запахом все окружающее?

По лесенке, приставленной к стене, Ганелон осторожно поднялся на пыльный чердак. И увидел лестницу вниз…"

IV–VI

"…в записке было сказано: «Лучше бы ты служил мне.»

И все.

Ни одного слова сверх.

Ганелон хмуро глянул в глаза оборванному нищему, сунувшему ему записку на паперти.

Нищий отшатнулся.

– Зачем ты это принес?

– Госпожа дала мне немного денег. Она дала мне один денье.

– Это действительно совсем немного для ведьмы.

– Для ведьмы? – испугался нищий. – Почему для ведьмы?

И вдруг бросился бежать, крестясь на бегу, трясясь, подбирая рукой полы своего отрепья и испуганно оборачиваясь.

Ведьма, ведьма, истинно ведьма, шептал про себя Ганелон, спускаясь по лестнице с чердака в глубины замершего дома.

Амансульта ведьма.

Она разбирает старинные книги, она понимает чужие письмена, она пользуется нечеловеческим нечистым золотом. Даже на гербе ее проклятого рода нет и никогда не было никакого девиза. Зато на гербе ее рода всегда присутствовал таинственный ключ.

Может, ключ от неба.

А может, от ада.

Ганелон не знал.

Но он знал, что ум Амансульты пронзителен. Ее ум остёр. Амансульта разгадала некие загадочные намеки в старых бумагах. Она догадалась поднять воду в верхних прудах, пустив этим тяжелую воду на колеса тайного подземного механизма.

Растворились врата ада и открылась пещера, одарившая Амансульту старинными книгами и нечистым золотом.

Ведьма.

Брат Одо много лет тщетно искал тайну клада Торквата, но так и не подошел к ней. Только уже после того как Амансульта выгребла из-под земли золото и старинные книги, брат Одо побывал в подземном хранилище. Впрочем, там он уже ничего не нашел. Совсем ничего, если не считать нескольких пустых и разбитых амфор.

«Лучше бы ты служил мне.»

Записка Амансульты была полна презрения.

«Лучше бы ты служил мне.»

Разве не она, разве не Амансульта бросила когда-то Ганелона умирать под зловещей тенью кривой башни Гонэ? Разве не Амансульта хотела сгноить его в тесной и темной камере? Разве не она подсылала к нему убийц в Риме, зная, что он упрямо следует по ее следам?

Ганелон опустился по лестнице в подвал.

На пыльном полу лежала полоска света, пробивавшаяся из-за чуть приоткрытой двери.