Пес и волчица

Он не один. Семеро неподвижных тел на берегу навеки застыли в тех позах, в каких смерть настигла их. Семь человек. Они лежали в лужах собственной крови, сжимая оружие. Застывшие лица перекошены муками боли и ужаса. Пятеро возле большого, еще дымящегося кострища, один чуть далее, у самой кромки леса. Седьмой и последний лежал в воде, куда ему удалось забежать всего на пару шагов. Он лежал лицом вниз. Из спины его торчало копье.

...Сначала они приняли его за охотника. Он появился из темноты совершенно бесшумно, остановился и замер, наполовину скрытый ночью, на самой границе тьмы и слабого, отбрасываемого пляшущим пламенем костра, света...

"...Кто ты такой, ублюдок?!"

"Судья..."

-- Напрасно ты убил их.

Он поднял голову. В нескольких шагах, от него, стоял человек в буром длинном плаще с рукавами и наброшенным на голову куколем[1]

, скрывающим лицо. Убийца невидящим взором посмотрел сквозь него, но ничего не ответил. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не заметил приближения человека. Чувства притупились. Клонило в сон.

Пришелец подошел к погасшему кострищу, сел на корягу. Человек у кромки воды равнодушно смотрел, как пришелец ворошит палкой угли, среди которых еще виднелись тускло-багровые огоньки.

-- Ты не против, если я погреюсь у твоего костра? Утро сегодня холодное, -- человек в плаще подбросил в костер немного дров, заготовленных еще нынешними покойниками, и стал раздувать тлеющие угли. Дым шел, но пламя заниматься не спешило.

Убийца молчал.

-- Значит, таким будет начало, Игрок?

Что-то произошло. Мир изменялся. Туман сгущался, плотнел на глазах, превращаясь в вязкую серую массу, стирая детали окружающего пространства, как плоский кончик стила удаляет буквы с восковой таблички. Исчезло озеро, исчезли мертвые тела, коряги и сучья, костер. Остались лишь серые стены, заключившие маленький мирок в подобие темницы.

Небольшая комната, погруженная в полумрак. Тусклый, рассеянный в пространстве свет, происхождение которого невозможно определить, позволяет взгляду выхватывать лишь контуры фигур. Поверхность стола, какие-то сиденья. Табуреты, стулья? Не важно.

Игрок сидел на холодном полу. Или на земле? Его одежда странно изменилась: она черная, обтягивает тело и лишена швов. Пришедший из тумана, напротив, остался в прежнем одеянии. Он сел за стол, на котором лежала открытая книга. Большой фолиант, в дорогом кожаном переплете. Книга была очень необычна, ее страницы удивительно разнообразно исполнены. Папирус, пергамент, шелк, бумага. Тысячи страниц, они никак не могли поместится в такой, пусть весьма не худенький переплет, но помещались. А символы, буквы? Сложные рисунки вначале, все упрощающиеся в дальнейшем, и наконец, алеф, бет, гимель. Альфа, бета, гамма. Арамейский, греческий, латынь...

-- Мне кажется, вы все очень упрощаете, Игрок. Месть за женщину, как начало Игры...

Игрок хмыкнул:

-- Переверните страницы к началу, и вы увидите, что практически все, что побуждало человека взять дубину и вдарить по черепу ближнего своего, имело причиной женщину. Что есть война там, в самом начале? Похищение скота и женщин. Нет, я не вижу здесь ничего иррационального. Вы полагаете, Историк, такое начало недостаточно эпичным?

-- Ну почему же? Пирру, к примеру, было просто скучно, а в вашем случае...

Игрок улыбнулся.

-- Про пиррову скуку все сочинил Плутарх. Сколько столетий меж ними? Вы так любите повторять всевозможные выдумки и заблуждения ваших коллег. Уже сами искренне верите в них? Так бывает от излишнего увлечения пропагандой.

-- Вам виднее, -- спокойно заметил Историк.

-- Ах да, я забыл. Обгадишься сам, поспеши назвать засранцем другого. Прямое следствие всей вашей идеологии.

Историк поморщился.

-- Сдается мне, что ваша нарочитая грубость -- своеобразная защитная реакция. Никак не можете принять свое поражение.

-- Я потерпел поражение? Ничего подобного. Вы сами в глубине души сознаете это, иначе не наведывались бы раз за разом в мою скромную обитель для проведения душеспасительных бесед. Вроде бы все идет по плану, ничего не мешает, ан нет, чего-то не хватает. Противник не желает признавать поражение. Да как же так? Ведь мы его практически растоптали, а он как будто даже не заметил! Обидно до слез, ничто не радует.

Историк не ответил. Повисла пауза. Ни единого звука, тишина, пронзительная, как звон натянутой струны.

-- Сейчас вам было бы разумнее уйти. Не думаю, что я расположен к воспитательной беседе, -- нарушил молчание Игрок.

-- Оставить вас наедине с этой аферой? Ну уж нет, -- Историк с мягким шелестом перевернул несколько страниц, -- что вы задумали, Игрок?

Теперь молчал Игрок. Историк смотрел на него, тоже не говоря ни слова. Довольно долго. Потом сказал:

-- Вы, как маленький ребенок. У вас разбили игрушку и вы, в отместку, сломаете песочный дворец, который построил ваш обидчик-одногодок. Даже в такой ситуации вами движет лишь месть. В ваших действиях никогда не было рационального зерна, лишь разрушение...

-- Да, да, я воплощенное Зло...

-- Не ерничайте.