Пес, который говорил правду

Склонность к воровству пищи — трудноискоренимый у собак порок. Более благоразумно поступают те хозяева, которые устраняют проблему, а не пытаются ее решить. Это значит — крышки на мусорных ведрах. А на крышках — груз. Еще мы тщательно запираем двери. Мы стараемся избавить собак от искушения. Единственный крупный успех Рауди в мелком воровстве — это сахарница, которую я все время забывала на столе вместо того, чтобы прятать в буфет. Он, бывало, достанет ее, отнесет в один из своих тайников, там тщательно вылижет, и все это без единого звука! Я уверена, что, приложи я некоторые усилия, я отучила бы его от этого, но я их прикладывать не стала. Единственное, что я сделала, — проверила, нет ли у него диабета. Диабета не оказалось, просто он хищник. Когда у эскимосов, от которых мы и получили настоящих лаек, наступали тяжелые времена и люди голодали, собакам приходилось самим о себе заботиться. Если бы они не были настоящими хищниками, они бы просто умерли голодной смертью. Я поняла это, а, как говорит Рита, «все понять — значит все простить». Она, правда, утверждает, что это слова некой мадам де Сталь, но держу пари, она не повторяла этого так часто, как Рита.

Вот и сейчас я решила, что кто-то из собак, скорее всего Кими, в очередной раз скинул с крышки мусорного ведра бутылку для опрыскивания цветов и жестянку из-под кофе, набитую разменной монетой, и теперь роется в мусоре. Но тут я вспомнила, что мусор я вынесла и ведро пустое.

Оба черных носа рылись в серебристой фольге. Собаки даже не дрались друг с другом из-за этих несчастных шоколадных булочек. Они напоминали счастливую волчью парочку, наслаждающуюся романтическим обедом на двоих над тушей оленя-карибу. Ну, кто здесь не верит в дрессировку? Смотрите!

Я подошла к Рауди:

— Рауди, фу! Брось!

Я сказала это негромко, спокойно и твердо. Я взяла за его ошейник и слегка потянула. Слегка. Он разжал челюсти, и истерзанное тело булочки шлепнулось на пол. Я отвела Рауди на несколько шагов назад и посадила.

— Молодец, Рауди. Сидеть.

Я знала, что не смогу уговорить свою новую ученицу Кими отказаться от лакомства, у меня не было ни печенки в кармане, чтобы отвлечь ее, ни времени рыться в холодильнике. Бежать за специальными кожаными рукавицами тоже не было времени, хотя я понимала, что она запросто может меня покусать. Через несколько секунд я уже стояла позади Кими, одной рукой вцепившись в ее ошейник, а другой обхватив крепко ее морду. Я сильно давила пальцами на нужные точки, чтобы разжать ее челюсти. Когда ее хватка стала слабеть, я, уже обеими руками, раскрыла ей пасть и трясла ее голову до тех пор, пока полурастаявшая шоколадная масса не растеклась по полу. Потом я обеими руками взялась за ошейник и оттащила Кими подальше, пока она опять не сцапала с пола остатки булочки. Кими не поняла, зачем я все это делаю, но даже если бы и поняла, она ведь не читала мадам де Сталь! И, быстро повернув голову, она поступила так, как поступает любой нормальный хищник с тем, кто крадет у него добычу: она укусила меня. Причем укусила не в защищенную свитером часть руки, не в запястье — нет. Прямо в ладонь, между большим и указательным пальцами.

Если вас никогда не кусала собака, вы, может быть, думаете, что это все равно что порезаться ножом или напороться на гвоздь. Но настоящий собачий укус по ощущению больше напоминает удар бейсбольной битой. Очень сильная физическая боль и еще более сильный стресс. Собаки кусали меня нечасто, но всякий раз, когда это случалось, я плакала. Боже мой, конечно, она должна была меня укусить! Я сама виновата. Надо было подойти спереди или сбоку, поговорить с ней… А так она даже не поняла, чью руку кусает. Я почти сразу простила ее. И все-таки это был серьезный моральный удар для меня. Тем не менее Кими я не выпустила.

Кровь хлынула по руке и закапала на Кими, испачкав ей шею и уши. Она упиралась и вырывалась всю дорогу до клетки, но я впихнула ее туда и заперла дверцу. Потом, оставляя за собой кровавый след, я пошла обратно к Рауди, который все это время так и сидел как пришитый там, где я его посадила. Обращаю на это ваше внимание! Во второй раз испытывать судьбу я не стала и взяла Рауди за ошейник здоровой рукой.

— Молодец! Хороший мальчик! — похвалила я.

Никогда не забывай хвалить свою собаку. Так учила меня Мариса. Никогда, даже если тебе совсем не до того, как было сейчас мне. Потом я провела Рауди по залитому кровью полу, уверяя его, что все хорошо, лучше и быть не может, и наконец закрыла его в спальне.

Подставив руку под струю холодной воды, я беседовала с Кими. Рауди понимал некоторые слова. Но Кими пока реагировала лишь на интонации, поэтому я наконец дала себе волю. Правда, говорила я самым дружелюбным голосом.

— Ты, зверюга, — нежно ворковала я. — Ты знаешь, какая это боль? Скотина ты, черт тебя побери совсем. Если ты не перекусила сухожилие, значит, мне очень-очень повезло.