Пес по имени Бу

Бу любит забавлять народ, усаживаясь ко мне на колени так, как это сделал бы ребенок. Его задница покоится у меня на бедре, все тело выпрямлено, а лапы торчат вперед, как у какого-то насекомого. Из-за неврологических проблем он не может расслабить лапы (именно это и порождает «Колючку Бу», когда он спит на кровати между мной и Лоренсом), поэтому, когда пес сидит у меня на коленях, его лапы всегда забавно торчат вперед. В такие моменты он очень напоминает умиротворенный, счастливый и странный гибрид жука, собаки и ребенка, который неизменно вызывает смех у всех людей, независимо от их возраста.

Когда Бу в позе жука оказался у меня на коленях рядом с каталкой, я надеялась, что девочке захочется его погладить. И он явно привлек ее внимание. Но пес находился слишком далеко, и она не смогла бы до него дотянуться. Я попыталась наклонить его вперед. В итоге он положил свою морду на постель, в трех дюймах от лица девочки. Она просияла, а он «улыбнулся» ей, широко открыв пасть и призывно пыхтя. Она начала двигать рукой, но с таким трудом, как будто проламывалась сквозь каменную стену. Наконец ей удалось дотянуться до его щеки. Бу еще немного подвинул голову к ней, и она смогла осторожно почесать его в идеальном месте — на стыке щеки и подбородка. Я почувствовала, что Бу глубоко вздохнул, и увидела, как ребенок сделал то же самое. Пес оставался в этой неудобной позе еще несколько минут, а девочка продолжала зарываться пальцами в его густую мягкую шерсть, радуясь так, как будто ей только что подарили изумительную новую игрушку. Врач была в восторге от движений пациентки, та была в восторге от Бу, Бу был в восторге от возможности обцеловать эту малышку, а я изо всех сил пыталась не расплакаться. Данте, несмотря на все свои замечательные качества — ум, доброжелательность и контактность, никогда не смог бы сделать того, что сейчас сделал Бу Даже если бы я умудрилась удержать на коленях все девяносто фунтов Данте, он просто не обладал стоическим спокойствием Бу и его умением целоваться. Возможно, из-за своего плохого зрения Бу не может определить, как близко он подходит к людям, когда пытается их обнюхать. В итоге в процессе обнюхивания он просто утыкается мордой в соответствующую часть тела.

Всю долгую дорогу домой после этого визита я попеременно тосковала и радовалась, размышляя над тем, как относятся к детям в больницах сейчас, и вспоминая, как страдала я, когда в четырехлетнем возрасте получила перелом и почти два месяца пролежала неподвижно с грузом, привязанным к поднятой вверх ноге. Это произошло вскоре после того, как к нам переехала бабушка Джей. Вся эта история быстро превратилась в сагу о протесте маленькой девочки, заключающемся в поедании цветных мелков. Я помню, как однажды вечером меня попытались накормить чем-то скользким и вонючим, как оказалось — печенкой. Я и слышать не хотела о том, чтобы есть эту гадость, за что меня наказали, оставив без обеда и без телевизора. Я одна-одинешенька лежала в палате, и мне не только не с кем было поговорить — у меня даже телека не было. В результате я начала придумывать разные истории и рассказывать их игрушечным плюшевым животным, которых мне принесла бабушка Джей. Меня продолжали пичкать печенкой, а я по-прежнему от нее отворачивалась. Когда голод становился слишком сильным, я начинала шарить в ящиках стоявшей рядом с кроватью тумбочки в поисках завалявшихся леденцов. Иногда мне везло, но по большей части приходилось есть мелки.

Каждый день превращался в масштабное сражение характеров в войне, которую я вела со старшей медсестрой, крупной женщиной, облаченной в старомодный и типичный для медсестер прикид — белый халат и колпак. При ходьбе ее неизменно сопровождало странное посвистывание. Такой звук, видимо, возникал от трения халата о корсет. Она могла бы играть на позиции защитника в любой футбольной команде. Все отделение только и говорило о ее недовольстве мной и моим отказом от еды. Однажды она пригрозила мне «чем-то ужасным», если я не съем приготовленное для меня яйцо всмятку. Я привязана к кровати, — размышляла я. — С моей сломанной ноги свисают грузы. Мне не с кем поговорить. Мне не разрешают смотреть телевизор. Ко мне почти никто не приходит. Что еще она может со мной сделать? Я надула губы, сложила на груди руки и показала язык ее удаляющейся спине.

— Тебе лучше съесть это яйцо, — ласково произнесла девушка-волонтер. — Тогда она, может, не будет так сердиться.

— Нет, — ответила я, не желая демонстрировать обширный словарный запас.

— Может, оно вкусное.

— Нет.

Мы какое-то время спорили, но вскоре она поняла, что я не собираюсь уступать, и предложила компромисс.

— Если ты съешь гренок и фрукты, я спущу остатки яйца в унитаз.

Я несколько мгновений обдумывала ее предложение, а потом согласилась.