- Не помню, - отказался я от попытки дальнейших объяснений. Кем бы ни был тот Альдо, с того момента, когда девушка приняла меня за него, ее отношение ко мне изменилось диаметрально. Возможно, в этом был мой шанс.
- Но ведь ты же, похоже, знаешь, кем являешься. Кем ьыл неделю назад…
- Неделю, неделю назад… Альдо? Ну, может и Альдо…
- Покажи ногу… - рванула Моника простынку. – Ну конечно! Знаменитые шесть пальце Альдо Гурбиани…
- Альдо Гурбиани… - По-моему, я уже встречался с этим именем в газетных обрывках, вот только в каком контексте? – Ну да, - буркнул я. – Гурбиани. Что-то такое вспоминается.
- Слушай, возможно, ты только строишь из скбя сумасшедшего, а может у тебя и вправду амнезия. Времени на то, чтобы это проверить, у меня нет. Только мы должны хоть что-то предпринять, пока тебя не покроят на детали.
- Не понял. Что они хотят со мной сделать?
- Я и сама не имела понятия, что такое возможно, пока не начала здесь работать…
Тут скрипнула дверь. Моника быстро накрыла мне лицо какой-то тряпкой, после чего принялась очищать кровать и пол.
0 Что произошло, Моника?
Снова тот же мрачный тип, которого называли
- У пациента была рвота. Не надо подходить,
- На каком фоне рвота?
- Я не совсем уверена. Быть может, аллергия к луминоксу.
- Ладно, об этом не будем. Что там с лабораторными анализами?
- Боюсь, что сообщения неутешительные. Тесты дали положительный результат. А это означает, что четыреста тридцать пятый является носителем.
- Наркоман хренов!
- Понятное дело, анализы мы повторим, но пока что я должна забрать его в диагностику.
- Чтоб он сдох! – Врач был явно рассержен. – И как мне все объяснить начальству? Они ведь обещали контрагентам экспортную поставку.
- Думаю, мы справимся, вы же сами вспоминали, что завтра приходит подводная лодка с балканскими сиротами. Материала для трансплантации выше крыши.
- Ладно, делайте, что вам положено.
Он вышел. Моника переждала минутку, после чего кровать дрогнула и с тихим скрипом выкатилась в коридор.
- Синьора, не снимете эту тряпку с моего лица? – попросил я шепотом.
- Исключено, а вдруг тебя кто-нибудь узнает, - ответила Моника тоже шепотом. – И помни, это я тебя спасаю, а не кто-либо другой.
Девушка закатила кровать со мной в какое-то помещение без окон. Только лишь здесь она вновь открыла мне лицо. Наконец-то я мог приглядеться к ней более тщательно. Девушка была худощавой, с мальчишеской фигурой, какую в мое время предпочитали розеттинские бисексуалы. Распахнутый халат открывал весьма непристойно экспонированную грудь, натягивающую плотно прилегающую к телу ткань; когда же Моника халат сбросила, я увидал коротенькую кожаную юбочку и пару невероятно длинных ног. Медсестра не скрывала волнения.
- Слушай, Альдо, хочу, чтобы все было ясно, - сказала она. – Я не безмозглая дурочка. Отсюда тебя вывезу. Но я должна быть уверена, что ты меня не бортанешь. Ты же, надеюсь, понимаешь, как сильно я рискую. Для докторишки и его дружков убить человека – все равно, что клопа раздавить.
- Я вам чрезвычайно обязан, синьора, тем не менее, не могли бы вы освободить меня от этих неприятных уз, привязывающих меня к кровати?
- Все в свое время. Когда я получу то, что захочу.
- А чего синьора себе желает?
- А чего еще можно желать? Бабок! Я вывезу тебя отсюда в безопасное место. Приведу юриста. Ты подпишешь соответствующие бумаги и можешь возвращаться домой.
- Понял. Из ваших слов, синьора, следует, что синьора считает меня…
- Меня зовут Моникой.
- Что синьора Моника считает меня достаточно обеспеченным гражданином.
- Ой, Альдо, только не строй из себя сиротку. Любому дураку известно, что ты богатейший человек Европы.
Вместе с кроватью Моника закатила меня в ярко освещенную комнатку и нажала на какую-то пуговку. Снова желудок подкатил к горлу. Мы спускались вниз. Через мгновение блестящие створки разошлись. Мы находились в низком подвале, походящем на пещеру, где рядами, ровненько, словно поросята у сосцов хавроньи, стояли безлошадные повозки. Моника подкатила кровать к заду одного из таких экипажей; снизу что-то скрежетнуло, и одна лишь верхняя часть кровати со мной и постельным бельем вкатилась вовнутрь. Ногами вперед, что – как известно – является не самым лучшим знаком. Моника закрыла крышку, сама же заняла место за рулевым колесом. Подо мною раздался рев машины. Мы поехали. Я преодолел страх. Впрочем, гораздо сильнее сейчас меня беспокоила мысль относительно принципов, на которых такой экипаж мог действовать. Когда-то я анализировал возможности постройки паровых машин, но здесь не было ни следа от пара. Между мной и передним отсеком я заметил приоткрытое окошко, благодаря чему можно было разговаривать друг с другом.
- А скажи мне, синьора, - отозвался я, мучимый любопытством, - что приводит этот твой экипаж в движение?
- Ты так смешно говоришь, Альдо, совсем как иностранец. Тебя интересует, ездит моя тачка на бензине или на дизельном топливе?
- Ну, именно.
- Это старый дизель!