Пес в колодце (ЛП)

Мы выехали на открытое пространство, через полупрозрачные стенки я видел ровные ряды деревьев и небо. Какое-то время мы ехали по аллее. После чего нас остановили запертые ворота. Я нигде не видел ни привратника, ни охранника, Моника лишь вытащила небольшую коробочку, вытянула перед собой, и створки начали раздвигаться. Я вернулся к нашей беседе.

- А скажи-ка мне, благородная синьора, говорит ли тебе что-нибудь фамилия Деросси и прозвище "Il Cane"?

- Естественно, кто же не знает жертву невежества и нетерпимости, казненную в семнадцатом столетии за свободу провозглашения собственных убеждений.

- А вам известно, синьора, что осталось из его наследия? – продолжил я расспросы.

Моника задумалась.

- Скорее всего, нет.

На обочине я увидал огромную картину, изображавшую голую женщину на крыше безлошадного экипажа. Картина была снабжена надписью: "Мыслю, следовательно, нахожусь в альфа ромео".

- А ведь это мое! – хвастливо заявил я.

- Знаю. Ты же контролируешь десять рекламных агентств, опять же – монополия на бигборды.

- Нет, я имел в виду формулировку, использованную мною в падуанских лекциях: "Мыслю - следовательно, существую".

- Не заливай, Альдо, - рассмеялась девушка. – Даже ребенку известно, что это цитата из Декарта.

Я не стал полемизировать с женским невежеством, придя к выводу, что хотя везущая меня девица и желала выглядеть ученой, но такой умной как моя Мария, она не была. Тем временем, кроме рокота машины, до меня донесся другой звук, пискливый, несколько следующих один за другим тонов, потом какая-то довольно приятная мелодия.

- Паоло, вот только не притворяйся, будто бы тебя нет дома.

- Непонятно откуда, но ей ответил мужской голос:

- Тогда представь, будто бы звонишь, малышка. У тебя какая-то проблема?

- Мне нужна твоя хата. Самое большее – на пару дней.

- Любовь или бизнес?

- Бизнес на все сто.

- Тогда все в порядке. С тебя должок. Я возвращаюсь на будущей неделе.

- И куда это тебя забросило?

- Я в Нью-Йорке.

- Желаю хорошо развлечься. Спасибо за хату.

- Па!

- Синьора разговаривала с кем-то, в настоящее время пребывающим в Англии? – отозвался я, не сдерживая изумления.

- В Америке. Мой приятель сейчас в Нью-Йорке. - Моника произнесла это таким тоном, словно для нее было очевидным, что всякий обязан знать этот Новый Йорк, о котором, сколько живу, никогда не слышал. – Надеюсь, - прибавила она, - что нас не станут разыскивать раньше, чем через пару часов. Но тогда все уже будет кончено.

У меня было желание спросить: "Что будет кончено?", но не хотелось портить себе прекрасного настроения. Тем временем, движение по дороге, по которой мы передвигались, существенно уменьшилось: мы свернули направо, затем еще раз, тоже направо. Все здешние дороги, по сравнению с нашими, отличались невероятно гладким покрытием, да и сам экипаж должен был сконструирован как-то так, что – несмотря на сумасшедшую скорость – я практически не чувствовал сотрясений. И вот тут на доске у дороги я увидал доску с надписью: "Монтана Росса", которая заставила мое сердце сжаться от волнения, а уже через миг мы очутились перед рядом небольших домиков, по городской моде поставленных тесно один возле другого, но возле каждого имелся маленький садик. Мы въехали на участок; машина по наклонной плоскости скатилась в подвал.

- Сейчас я тебя развяжу, - сказала Моника. – Сможешь двигаться. С одним маленьким ограничением! – Тут же на щиколотках замкнулись стальные кольца. – Это, чтобы тебе не пришло в голосу сбежать.

- Синьора! – возмутился я. – Твоя осторожность излишня, ведь я дал слово. Кроме того, хочу подчеркнуть, что я не привык уходить, не прощаясь, тем более, с кем-то, спасшим мне жизнь.

- Комплименты можешь пропустить. Я тебе ни Мать Тереза, ни Флоренс Найтингейл. Спасла я тебя ради денег. А бежать не советую ради твоей же безопасности. У меня имеются основания подозревать, что кому-то чрезвычайно важно, чтобы ты не вернулся на старое место…

Дом имел приличные размеры, но более всего меня изумило отсутствие слуг. Кухня соединялась со столовой, что – честно признаюсь – наполняло меня отвращением и сочувствием к хозяевам, которым приходилось завтракать, видя готовку блюд и подвергаясь общению с кухарками. Зато уборная, до которой я добрался, изо всех сил сжимая колени, была из разряда наиболее славных, в которых мне доводилось проводить время. Она заставляла вспомнить изысканнейшие римские времена. Отдельная уборная с проточной водой! Искусные краны, после вращения ручек на которых из кранов текла или холодная, или горячая вода. В первый момент я даже налил кипяток себе на голову. Зато потом я нежился в сказочно теплой жидкости, которую пришлось дважды спустить, чтобы наконец-то помыться. Мне удалось открыть принцип включения освещения. Ничего сложно: свет зажигала кнопка, даже обезьяна могла бы этому обучиться. Повсюду я разыскивал бритву, чтобы избавиться от щетины, но, не найдя, попросил помощи у Моники.