Пес Зимы

Это был очень умный старый Крокодил, и он отлично знал, о чем следует, и о чем не следует разговаривать со слонами, если они вздумают расспрашивать тебя после сытного завтрака вдалеке от воды.

– Что же ты видел? – нетерпеливо воскликнул Слон, – отвечай не мешкая, а не то я, чего доброго, заподозрю тебя в чем-нибудь таком, в чем мне не хотелось бы тебя подозревать.

Как всякий добрый и мягкосердечный Слон, он предпочитал не подозревать кого-либо в чем-либо без крайней необходимости.

– Я видел, – степенно отвечал Крокодил, – слона, который летал высоко над джунглями и трубил в свой длинный слоновий хобот, словно духовой оркестр на параде. Между тем, всякая тварь в джунглях знает, что летать для слонов – в высшей степени неприлично, и ни один благовоспитанный представитель этого вида никогда не позволит себе ничего подобного.

Здесь Слон слегка покраснел и зарекся когда-либо подниматься в воздух. Он даже подумал, что надо бы обойти джунгли и попросить прощения у всех, кого оскорбило его в высшей степени неприличное поведение, но потом решил, что это все-таки черезчур, и к тому же займет слишком много времени.

– А еще, – продолжал Крокодил, – я видел моржа, который лежал в траве, словно почерневший кабачок. В то время, как каждый в джунглях знает, что моржи не живут в нашем климате, и он непременно простудится и заболеет скарлатиной, если кто-нибудь добрый и мягкосердечный не пожалеет времени, чтобы помочь ему вернуться в более подходящее место.

С этими словами Крокодил многозначительно покачал головой и уполз в свои заросли. А Слон постоял немного, повздыхал, ибо ему совсем не хотелось идти пешком в такую даль, но все же положил моржа на широкую спину и зашагал обратно в сторону Арктики. Это был весьма ответственный и добросердечный слон, и ему ни капельки не нравилось болеть скарлатиной. По дороге он напевал протяжные грустные песни и вспоминал двух птенчиков, серого и белого, которым так не повезло с новой игрушкой.

С тех пор он уже не поднимался высоко над джунглями, только изредка смотрел на бананы и ананасы, до которых теперь никак нельзя было дотянуться. И хотя многие моржи по привычке продолжают искоса поглядывать в небо, всякая здравомыслящая тварь знает, что это всего лишь дань древнему предрассудку. Один лишь крокодил имеет на этот счет особое мнение, но и тот предпочитает хранить его при себе.

Храбрый страус

Жил некогда в Африке Страус. Ровно такой же, как и десять тысяч других страусов – не больше, не меньше, не лучше и не хуже, не храбрее и не трусливее. Обыкновенный страус. И все же была в нем одна особенность, которая отличала его ото всех прочих: он совсем не умел прятать голову в песок, совсем-совсем. И не потому, что не хотел, а просто не знал, как это делается. Ни папа его не научил, ни мама не научила, ни своим умом не додумался. Так и ходил по Африке торчком, ни о чем особенно не заботясь.

До поры до времени эта его особенность нисколько страуса не беспокоила. Африка, знаете ли, большая, даже и для страуса. Ходил он себе головой кверху, глазел по сторонам и жил припеваючи.

Но вот однажды подстерег Страуса Лев. Подстерег, да и погнал по песку, аж пыль столбом. Гнал-гнал, так что и сам устал, и Страуса умотал порядком. Умаял бедолагу так, что тот шагу больше ступить не в силах. Встал посреди пустыни, шею вытянул и думает: «Будь, что будет. Не иначе, судьба моя такова».

Подбежал лев, изготовился было Страуса съесть… да призадумался. Что-то тут, думает, нечисто: не видал я еще такого страуса, чтобы и от беды не бежал, и голову в песок не прятал. Не иначе стар я стал и слаб, и никто в Африке больше меня не боится.

Огорчился лев, даже слегка всплакнул. Но делать нечего – пошел он своей дорогой. Идет пригорюнившись, глядь – навстречу ему Шакал.

– Здравствуй, – говорит, – Царь Зверей. Что-то ты сегодня невесел.

– Да куда уж там, – отвечает Лев. – Вовсе я, Шакал, одряхлел, так, что даже последний Страус меня не боится.

– Не может быть! – удивился Шакал, – не бывало еще такого, чтобы страус Льва не боялся. Дай-ка я сам погляжу.

Пошли они обратно. Смотрят – стоит страус на прежнем месте, ноги выпрямил, шею вытянул и знай вертит себе головой вправо-влево, вправо-влево.

– Вот теперь и ты видишь, – говорит Лев, – что я прав. Придется мне, старику, с голоду помирать.

– Погоди, – отвечает Шакал, – посиди-ка пока тут в холодке, а я, тем временем, во всем разберусь.

Подошел Шакал к Страусу и говорит с обычной своей шакальей повадкой:

– Ну, здравствуй, птица. Что ж ты стоишь торчком, голову свою в песок не суешь? Страшно мне за тебя, а ну как случится чего?

– Да будет тебе, брехатый! Или не видишь, сам Лев рядом лежит, а подступиться ко мне не смеет. А уж коли Лев мне не страшен – кого ж мне еще бояться?

Усмехнулся Шакал и отвечает:

– Да ты, оказывается, глуповат. Где ж это видано, чтобы страус ото льва в песок прятался? Ото льва, друг мой, тикать надо во все лопатки. А голову, брат, прячут совсем по другому поводу.

– Это для чего же?

– Да разве ж ты сам не знаешь?