— Обо мне говорим, конечно. Обо мне и о том, как я живу, живу, живу. Только подумай, Ричард. Все старятся, дряхлеют и умирают, и только я живу, живу, живу, совсем одна, и все живу, живу, живу. Теперь это уже не кажется мне интересным, я боюсь этого. Я хочу умереть, как другие люди. Не просто жить и жить, а любить и жить, и постареть, и умереть. Это все, чего я хочу.
Она закончила, и слезы еще сильнее потекли у нее из глаз.
Ричард внимательно слушал ее.
— Ну, а сейчас ты, кажется, больна, — сказал он.
— Так это и есть болезнь — жить, жить и жить. Чрезвычайно тяжелая болезнь, — согласилась она.
Он решительно приказал ей:
— Хватит, Зеф. Давай покончим с этим бесконечным “жить, жить”. Тебе пора спать. Постарайся утешить себя мыслью о печальной стороне жизни: утром все зеленеет и растет, а вечером — вянет и засыхает. Что касается меня, то я хотел бы немного больше этого “жить, жить”, чтобы оттянуть увядание и засыхание.
— Но двести лет ведь слишком много, чтобы жить, жить, жить, я думаю. Пройти такую длинную-длинную дорогу совсем-совсем одинокой. Двести лет это… — Она вдруг замолчала, глядя на него широко открытыми глазами. — О, милый! Я не должна была этого говорить. Прошу тебя — забудь, Ричард. Секрет. Очень важный секрет, Ричард!
— Хорошо, Зеф, милая. Я сохраню его. А теперь ложись спать.
— Не могу встать. Помоги мне.
Он поднял ее, провел в спальню и уложил в постель. Она крепко обвила руками его шею.
— Останься, — попросила она. — Побудь со мной. Прошу тебя, Ричард.
— Ты немного пьяна, моя милая. Попытайся успокоиться и заснуть. Завтра будешь здорова.
— Но мне же так одиноко, Ричард. — Снова потекли слезы. — Я боюсь. Совсем одна. Ты умрешь, все умрут, а я буду жить, жить, жить.
Ричарду удалось освободиться из ее объятий, силой опустив вниз ее руки. Она отвернулась и заплакала в подушку. Он постоял с минуту возле постели, наклонился и нежно поцеловал ее за ухом.
Оставив дверь в спальню слегка приоткрытой, он вернулся в гостиную и закурил сигарету. Не успел он еще ее докурить, как всхлипывания начали затихать и наконец совсем утихли. Он подождал еще какое-то время, потом на цыпочках вошел в спальню, услышал равномерное дыхание Зефани и выключил свет. Затем вышел, осторожно закрыл дверь, взял свое пальто, шляпу и покинул дом.
Оказалось, что рассказать обо всем Джейн было отнюдь не так просто, как представлял себе Пол. Прежде всего он забыл, что в этот вечер они приглашены на коктейль, очень для нее важный. Его поздний приезд домой она встретила ледяным укором. Стоило ему лишь заикнуться о том, что лучше бы им остаться дома, он получил такой отпор, что предпочел отправиться на коктейль. Сам коктейль, плавно перешедший в скромный ужин, продолжался целый вечер. Затем последовал легкий ужин дома, который дополнил мизерную закуску в гостях. Так что у Пола совсем не было возможности сообщить такую новость, и он решил все рассказать жене, когда они лягут спать. Но Джейн сразу же закуталась в одеяло и отвернулась от Пола, всем своим видом показывая, что больше всего на свете хочет тут же уснуть. Пришлось перенести разговор на следующий день.
Джейн воспитывалась совсем в иной среде, нежели Пол. Сколько она себя помнила, родителей всегда особенно волновали их финансовые дела. В семье Саксоверов деньги никогда не были главным; они, казалось, возникали сами по себе. Постоянной же заботой семьи Джейн, сколько она себя помнила, были проценты с капитала, который неуклонно уменьшался.
Френсис Саксовер мечтал совсем о иной жене для Пола. Кроме того, он прекрасно понимал, что блестящее положение Саксоверов сыграло определенную роль в ее выборе. Но, вспомнив всех предыдущих девушек своего сына, он сделал вид, что очень доволен Джейн. Джейн была красива и самоуверенна. Ее манеры и поведение были именно такими, каких и следовало ожидать от молодой женщины ее среды. Ее социальные инстинкты были хорошо развиты, а уважение ко всем заповедям, по которым в то время жило общество, было безоговорочным. Не приходилось сомневаться, что она станет весьма приличной женой и способной хозяйкой. К тому же, она знала, что делать и что ей нужно, — это тоже говорило в ее пользу.
И все же Пол прекрасно понимал, что ни отец, ни сестра не любят Джейн, хотя они стремились не показывать этого. Зефани как-то призналась:
— Извини, папа, я сделала все, что в моих силах, но мне все чаще кажется, будто она и я из разных миров. Она ни о чем не думает, она словно бы запрограммирована, как электронно-вычислительная машина. Она слушает и воспринимает, затем отбирает, соответственно срабатывают барабаны — клац-клац — и ответ готов в виде специального кода, который понятен людям, использующим тот же код.
— Разве это так плохо? — заметил Френсис. — В конце концов разве все мы не такие, если говорить честно?
— До определенной степени, — согласилась Зефани. — Но некоторые люди ведут нечестную игру, чтобы добиться своей цели…
Френсис испытующе посмотрел на свою дочь.