Песенка для Нерона

Это еще одна черта Рима, которую я не люблю. Проклятый город — просто одна большая огненная ловушка.

Сдается мне, вся ситуация была исполнена замечательно идиотической иронии.

Пожар начался. Благодаря сильному ветру, который подхватывал тлеющие угли и пригоршнями расшвыривал их по соседним кровлям, будто сеял ячмень, пламя охватило весь квартал за время, которого хватило бы, чтобы съесть яблоко; люди метались в панике, крича и толкаясь, как это вообще у людей в обычае; какие-то бедолаги пытались действовать разумно и организовать цепочки с ведрами, другие мчались, вопя, не в том направлении или бросались в горящие дома, чтобы спасти детей, вытащить немощных родственников или пограбить. Во время пожара перед глазами раскрывается весь набор хороших и дурных сторон человеческой природы: отвага и трусость, алчность и холодный расчет и сотни тончайших оттенков глупости — жаль, что все это с такой скоростью проносится прямо у кончика носа, а три или четыре захватывающих представления идут одновременно; неважно, насколько вы наблюдательны, вы обречены пропустить пару-тройку бриллиантов — поразительную демонстрацию самоотверженной храбрости или коллекционное издание беспрецедентного эгоизма. Пожар не хуже театра позволяет возогнать самую сущность смертных до девяностодевятипроцентной чистоты. Дым и прочее дерьмо тут абсолютно ни к чему, но они, возможно, нужны для создания атмосферы.

Ну так вот, прямо у меня перед носом разворачивалось фантастическое представление: Рим Полыхающий — трагикомическая экстраваганца в двенадцати одновременно идущих частях, а я, как обычно, смотрел в другую сторону. Нет, я даже не воспринимал себя, как зрителя: наоборот, я вскарабкался на сцену и буквально проломил дорогу к роли. Думая об этом в сказочном алхимическом свете ретроспективы, я могу понять, почему истинных римских аристократов так раздражают попытки уважаемых людей выступать на сцене в компании актеришек. Вот, например, горящий Рим, трагедия космических пропорций, пожирающая жизни десятков и сотен несчастных ублюдков, богатых и бедных; а вот я, неприметный маленький грек, осмелившийся использовать ужасающую катастрофу и качестве фона для своей собственной заурядной пьески, своего личного побочного сюжетца. В данном случае все было еще хуже, потому что я пошел дальше. Я сам послужил причиной проклятого пожара, приведя в сюжет Александра с его склонностью при малейшем затруднении поджигать декорации. Вы знаете, как много людей свято верят в то, что Луций Домиций Нерон Цезарь учинил Великий Пожар только для того, чтобы создать живописный фон для своего «Падения Трои» под аккомпанемент арфы? Так вот, это как раз неправда; но не подлежит сомнению тот абсолютно достоверный факт, что Гален Афинянин, представитель совершенно другого артистического жанра, учинил Пожар на Долгой улице просто в качестве мизансцены (надеюсь, это правильный термин) в его балете для трех идиотов и контуженой девицы под названием «Спасение Луция Домиция». Боюсь, безо всякого аккомпанемента, но чего вы ожидаете, ангажируя всякий сброд?

Не вполне уверен, что я хочу этим сказать. То есть какой-то смысл тут определенно имеется, и его на раз бы извлекли Сенека, Петроний Арбитр или Ювенал, но вместо них у вас есть только я. Возможно, вы сами сможете его найти — в таком случае потрудитесь дать мне знать. Это если предположить, что я буду все еще жив, когда вы прочтете эти строки.

В общем, я оказался во внутреннем дворе, окруженный горящими зданиями, мечущимися людьми, которые налетали на меня и наступали на ноги, в компании Александра и Хвоста, не говоря уж о ядовитой змее Бландинии, которая, кстати, проспала все представление, что твоя престарелая тетушка, ради которой пришлось выдержать смертный бой за билеты в первый ряд. При это я думал примерно следующее: дерьмо. Ну что ты наделал? Мы же здесь ради того, чтобы спасти жизнь Луция Домиция, а он как раз в одном из этих больших зданий, только что превратившихся в пепел. Очень неумно. Мог бы придумать чего получше.

— Не стойте просто так! — завопил я. — Сделайте что-нибудь!

Александр и Хвост посмотрели на меня так, будто я был капитаном корабля, заштилевшего посреди моря, который вдруг тыкает пальцем в небо и говорит: нам туда. Ну, нельзя их винить, я только что выдвинул определенно не самое дельное предложение в жизни. Но я не знал, что делать, меня совершенно ошеломила быстрота, с которой события сменяли друг друга, не говоря уж о невообразимых масштабах сотворенной мной лажи. Не каждый день крестьянский паренек из провинции вроде меня поджигает величайший город мира. Если хотите, можете называть это сценическим мандражом.

Затем маленький тлеющий уголек приземлился Бландинии на лоб и она с визгом очнулась. Она выпрямилась, качнулась вперед, как водевильный пьянчужка, поймала равновесие, оглянулась и выдала несколько терминов, знать которые девушке совершенно не пристало.

— Вы, идиоты, — сказала она, показывая, что способна мгновенно оценить обстановку. — Что вы наделали?