Читаем Песенка для Нерона полностью

К несчастью, задача отделения арф от арфистов выглядела совершенно невозможной. Прежде всего, какими бы беззаботными и богемными они не выглядели, каждый из них держал свою прелесть поближе к телу — либо под мышкой, либо между коленями, не оставляя ни малейшего шанса просто прихватить ее на отрыв. Даже имей мы бронзовые яйца и решись на такое, мы убежали бы не более, чем на пару шагов, потому что музыканты кучковались так плотно, что и совершенно невинному человеку протолкаться сквозь них было непросто. Луций Домиций взглянул на меня и вздохнул, и мы как раз собирались удалиться, когда заметили игру в кости.

Ясное дело, мы были не в том положении, чтобы играть в азартные игры, поскольку не имели ни гроша, да и вообще ничего ценного, кроме разве что грязи и мух. С другой стороны, что они могли нам сделать, если бы мы проиграли и не расплатились? Ну, они могли разбить нам рожи, но опять-таки — что такое простая физическая боль в нашем положении?

Кроме того, во всем, что касалась катающихся кубиков, Луций Домиций не знал себе равных: он учился у самого великого игрока его эпохи — своего дяди, покойного Клавдия Цезаря. Единственным, что как-то примиряло их друг с другом, была игра, а старик Клавдий мог вытерпеть присутствие Луция Домиция только в одном случае — если они бросали кости. Несмотря на этот его чудесный талант, мы старались держаться подальше от азартных игр после ужасного опыта, полученного нами где-то через шесть месяцев после подвала Фаона; я не хочу вдаваться в подробности, но они включают в себя спорный выброс Венеры, двух очень крупных грузчиков-киприотов и выгребную яму. Мы вполне усвоили урок и взяли за обыкновение в самом начале игры удаляться поскорее и в любом доступном направлении. Но тут мы оказались в ситуации, когда терять нам было нечего, кроме наших зубов, а удачный бросок мог принести нам деньги, арфу — или даже и то, и другое. Я ткнул Луция Домиция в ребра, а он, для разнообразия, оказался со мной в одном настроении; он жестом велел мне оставаться на месте, а сам поднялся и подошел к игрокам.

— Прошу прощения, — сказал он. — Но тут у вас вроде весело.

Какой-то арфист посмотрел на него и переспросил:

— Весело? — как будто это было последнее слово, которое пришло бы ему в голову в данном контексте.

— Игра, в которую вы играете, — сказал Луций Домиций. — Я вроде помню, что играл во что-то такое в детстве, когда мы спускались с гор, чтобы навестить дядю с тетей.

Тут уж все игроки на него уставились.

— Правда, что ли? — сказал один с выражением крайней занятости в голосе. — Маленький у нас мир, везде находишь что-нибудь знакомое, да?

— Ничего, если я немного понаблюдаю? — продолжал Луций Домиций. — Хочу проверить, помню ли я правила.

— Конечно, — сказал один из игроков. — Только рта не разевай, ладно? Мы пытаемся сосредоточиться.

В общем, он присел на корточки и некоторые время за ними наблюдал. Затем, улучив момент между ставками, сказал:

— Извините, что снова влезаю, но как с этим связаны деньги?

Барабанщик изогнул шею, посмотрел на него и нахмурился.

— Чего ты сказал? — спросил он.

— Я не мог не заметить, — сказал Луций Домиций, — что вы все время передаете друг другу монеты, когда играете. Они используются как фишки, чтобы вы знали, чей ход? Или это как-то связано со счетом?

Если бы я попытался такое сказать, это прозвучало бы до смешного лживо, и вы, наверное, тоже думаете — какими надо быть идиотами, чтобы на такое купиться? Что ж, это потому, что вы не видели, как это было исполнено — а исполнение, надо отдать должное, было великолепным. Гений в чистом виде. Оно было столь прекрасно, что даже я был готов поверить, что перед нами деревенский дурачок, который никогда не слышал об игре на деньги. Если у них и были какие-то сомнения, то их заглушила алчность — им хотелось, чтобы он оказался тем, кем казался, величайшим простаком в истории человечества.

Поразительно.

— Ну что ж, — сказал арфист после короткой паузы. — Штука тут вот в чем...

Теперь, ясное дело, возникала одна проблема, и я уверен, что вы уже ее заметили. На случай, если нет: прежде чем допустить его к игре, как бы им того не хотелось, они должны были увидеть его деньги, а их, конечно же, у него не было — ни гроша.

Я и представить не мог, как он из этого вывернется. Я бы на его месте попытался спереть несколько монет из банка — и, конечно же, попался, за чем последовала бы отвратительная сцена и, возможно, проявления насилия. Решение Луция Домиция оказалось гораздо хитрее. Он внимательно выслушал лекцию об основах азартных игр, а затем сказал: спасибо, очень интересно — и поднялся, чтобы уйти.

— Куда это ты? — спросил один из игроков разочарованно. — Разве ты хочешь присоединиться на пару кругов и испытать удачу?

Луций Домиций напустил на себя ужасно печальный вид.

— Очень хочу, — сказал он. — но не могу. Понимаете, у меня нет денег.

Общее разочарование, крушение всех надежд.— Ох, — сказал кто-то. — Жалость-то какая.

Луций Домиций кивнул.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века