Песенка для Нерона

— О, ну что ж, — сказал игрок. — Не расстраивайся. В следующий раз повезет.

Луций Домиций смотрел на кости, как Орест на Фурий.

— Хорошо, — сказал он. — Еще один бросок. Всю оставшуюся соль против того, что ты уже выиграл. Всего один круг, — добавил он жалобно. — Ну пожалуйста.

Но игрок покачал головой.

— Извини, — сказал он. — Я не могу. Это значит искушать Судьбу, а я глубоко религиозен.

Наступила мертвая тишина. Все таращились на них. Затем Луций Домиций кивнул.

— Что ж, это правильно, — сказал он. — Подожди здесь, я принесу соль.

Игрок сморщился.

— О нет, — сказал он. — Это вряд ли. Я пойду с тобой.

— Да как хочешь, — ответил Луций Домиций, пожав плечами. — Мне без разницы. Пошли.

И он пошел прочь, а игрок следовал за ним, как хорошо натасканная борзая.

Я немного подождал и двинулся следом. Вышло так, что на пути попался темный, узкий переулок. Я ударил его не сильнее, чем необходимо; он был алчным ублюдком, но ведь это мы его надули, а не он нас.

— Прекрасно, — сказал я, выпрямляясь. — Теперь у нас есть арфа. Давай убираться отсюда, пока его дружки не начали нас искать.

Мы оттащили его в подвернувшуюся навозную кучу, а сами направились к воротам Пренесты.

— Надо запомнить этот трюк на будущее, — сказал я, пытаясь не отстать от Луция Домиция, который двигался широкими шагами. — В смысле, так не только арфы можно выигрывать.

Но он вскинул голову.

— Мы завязали, — сказал он. — Таков был план. Теперь, когда у меня есть это, — и он обнял арфу, как младенца, — мы забудем о жульничестве навсегда. Свободны и безгрешны, разве не так ты говорил?

Если нас кто-то и высматривал на воротах, то очень незаметно; когда мы покидали город, в затылке у меня не чесалось (хотя это не самый надежный признак, уж поверьте; как-нибудь я расскажу вам о том случае в Норике, когда мужик, которого мы окучивали целый вечер, думая, что он глава местной воровской гильдии, оказался вестовым военного префекта).

План предполагал переход в тридцать с чем-то миль до Пренесты по прямой, ровной военной дороге. Пренеста была городом, в котором бродячему арфисту было легко найти работу — множество всадников и дельцов, выдававших себя за всадников, держали там дома или виллы, в целом городские, но в то же время достаточно деревенские, чтобы можно было играть в Цинцинната; помимо этого там было полным-полно таверн и постоялых дворов, где тоже можно было пустить шляпу по кругу и обнаружить в ней кое-что помимо яблочных огрызков и выпавших волос. Процветающая, богатая Центральная Италия, владения Бога. Пока мы шли, ощущая под ногами идеально вытесанные военные плиты и то и дело уворачиваясь от несущихся колесниц и грохочущих телег с капустой, Луций Домиций принялся упражняться в игре на арфе. Десять лет прошло, сказал он, и все это время он даже не притрагивался к ней. Мастерство, конечно, не пропьешь, не уставал подчеркивать он; но кожа на пальцах стала тонкой, а мускулы ослабли.

Тут он был прав. Для начала единственными звуками, которые он сумел извлечь, было тихое блямканье — как треснувшая наковальня под молоточком златокузнеца. Но он немного поколдовал со струнами и колками и наконец произвел то, что глухой мог бы принять за музыку, если бы отвлекся в этот момент на что-то интересное.

— Хорошо, — сказал он (блям, блям). — Как ты думаешь, что мне следует включить в репертуар? Ничего такого особенного, лишь бы хватило на часовое выступление и повторы.

Я потер подбородок.

— Как насчет «Дочери испанского центуриона»? — предложил я. — В детстве она казалась мне веселой песенкой.

Он сощурился на меня поверх носа.

— Не думаю, что знаю ее, — сказал он. — И вообще, я думал о чем-то более элитарном, чем пивные баллады. Для начала что-нибудь из Гелиодора, может быть, а затем нечто более интеллектуальное: Фрикс или Стрепсиад. «Слезы Ниобы» всегда хорошо встречали в провинциях.

Я зевнул.

— Сделай милость, — сказал я. — Людям за городом не нужна культура, им нужно что-нибудь, чему можно подпевать, хотя бы без слов. Например, вечные «Что за мужик» и «Я спрячу меч».

— Ох, я тебя умоляю, — у него сделался такой вид, как будто я только что пернул. — Ладно, если нам придется играть в египетском борделе, где музыкант нужен только чтобы заглушать вопли. Но если я собираюсь играть для благородных... — он нахмурился. — В смысле, богатых людей... неважно. Я хочу сказать, если ты развлекаешь нескольких друзей за ужином, для создания нужной атмосферы требуется нечто утонченное.

— Херня, — возразил я. — Тут нужно что-нибудь ритмичное, поживее, а не нудятина для волосатиков. Я тебе так скажу, — добавил я, заметив, что он раздувается, как лягушка-бык. — Надо вспомнить понемногу и того и другого. В этом случае ты сможешь прочувствовать атмосферу в доме и выбрать подходящий репертуар, когда до этого дойдет.

Он скорчил рожу, но я, разумеется, был прав, поэтому вот что он решил: