Песенка для Нерона

Тут главный гравер вышел из себя и устроился на работу к своему деверю, изготавливать волынки. Поэтому его помощник получил внезапное повышение, трудился денно и нощно и предоставил первоклассное изображение Вителлия. Это был настоящий триумф. Портрет был столь прекрасен, что Веспесиан, воцарившийся вскоре, первым делом отправил скульптора и нашего друга в изгнание на том основании, что изображение просто вопиет о том, что его авторы искренне обожали оригинал.

И вот, сказал писец, он здесь, обреченный до конца дней составлять описи в мушином аду Сирии, и ничего бы этого не произошло, если бы злокозненный псих Нерон не довел дело до того, что его выперли из дворца. Занимая важные, ответственные должности, следует больше заботиться о других, сказал он нам. Священный долг начальников заключается в том, чтобы постоянно иметь в виду, какие последствия их действия будут иметь для невинных тружеников, которые показывают чудеса изобретательности в самых сложных обстоятельствах. На самом деле, сказал он, это просто позор, что Нерону позволили покончить с собой в мире и покое, потому что он с наслаждением вырвал бы эгоистичному ублюдку легкие, орудуя тупым мастерком.

Не то чтобы мы залились румянцем стыда, но все же решили, что должны несчастному кувшин местного красного; кончилось все тем, что мы просидели до рассвета, выпивая за здоровье Веспасиана.

И так уж случайно получилось: наутро мы узнали, что Веспасиан подвернул сандалии, а главным стал его сынок Тит; и народ на рыночной площади был страшно рассержен реакцией всех нас троих на это известие: люди с неприятным выражением лица хотели знать, чего такого смешного, блин, мы тут нашли.

О да, забавная сторона есть во всем, если вы оказались в нужном месте в нужное время, чтобы оценить шутку. Возможно, в нашу последнюю ночь во дворце там и были те, кто широко лыбился, но я точно не был одним из них.

Первое, что помню — мой сон грубо прервали (я всегда спал хорошо, даже в самые стремные времена). Вы знаете, что чувствуешь, внезапно просыпаясь: это как тяжкое похмелье, возогнанное до нескольких секунд интенсивной боли и замешательства. И вот я валяюсь, а надо мной высится неясная фигура с капающей масляной лампой в руке, но я никак не мог собраться с мыслями, чтобы понять, брат ли это мой Каллист или сам император — или какой-то бог, явившийся во сне и выглядящий как один из них или они оба сразу.

— Бога ради, Гален, — прошипела фигура. — Вставай, срочно.

Поскольку она говорила по-гречески с густым сельским аттическим акцентом, а не в нос, как римляне, я предположил, что это брат.

— Иди в жопу, Каллист, — зевнул я. — Ночь на дворе.

— Именно, — рявкнул он. — Сейчас полночь, и дворец опустел. Никого не осталось в этом долбаном месте, кроме тебя, его и меня.

Это меня пробудило быстрее, чем если бы он опрокинул надо мной ночной горшок. Дворец был размером с хороший город, в нем проживали сотни людей, а может, и тысячи. Помимо слуг, писцов, поваров, парикмахеров, прачек, садовников и Бог знает кого еще, в любое время дня и ночи здесь должны были находиться сотни дворцовых стражников, не говоря уж о гостях и тусовщиках.

— Ты уверен? — спросил я. — Не может того быть, что мы одни остались, это невозможно.

— Сам иди посмотри, если хочешь, — ответил он. — За каждого, кого найдешь, дам тебе тысячу сестерциев.

— Дерьмо, — сказал я. — Так что творится?

— Догадайся, — ответил Каллист, швыряя мне тунику. — Когда оденешься, беги к кухонному выходу. Найди нам по мечу и захвати все деньги, какие есть. Я соберу хлеб и сыр. Неизвестно, будет ли безопасно покупать еду.

Когда он начал болтать про мечи, я понял, что у нас и вправду проблемы, потому что Каллист был из тех, у кого при одном взгляде на острые предметы непроизвольно втягивается живот. Его познания о боевых искусствах ограничивались умением хлопнуться на колени, умоляя не причинять ему вреда, да я и сам недалеко ушел. И должен заметить, что действенность этого приема доказана годами опытов.

В общем, он ускакал до того, как я смог расспросить его поподробнее, поэтому стал делать, что сказано. Натянув тунику в темноте — он забрал лампу с собой — я нашарил обувь, хлопая ладонями по полу. Просто на всякий случай я попробовал найти что-нибудь из его списка, но, видимо, он совпадал с таковыми у других обитателей дворца, поэтому ни мечей, ни денег нигде не было. Потратив на поиски массу времени, я вдруг сообразил, что если не побегу на кухню прямо сейчас, эти ублюдки могут сбежать без меня, поэтому я бросил искать и помчался туда со всей скоростью. Каллист был совершенно прав, разумеется. В здании было пусто, как в кошельке бездельника, и мой топот отдавался эхом в пустых мраморных залах — самый страшный звук, который я только слышал в жизни.

— Где, черт побери, ты болтался? — разгавкался Каллист, когдя я наконец их нашел. — Мы думал, что с тобой случилось что-то скверное.

Как ни странно, у меня сложилось впечатление, что со всеми нами случилось что-то скверное, но я был не в настроении спорить.