Песенка для Нерона

Совершенно дурацкий вид у нас был, и даже хорошо, что кругом не было никого и никто нас не видел. По крайней мере нам с Каллистом хватило выдержки натянуть туники и обуться. Луций же Домиций был в ночной рубашке и шлепанцах, невероятно экзотических — сплошь шелк и жемчуг, с вышивкой золотой нитью, изображающей сцену изнасилования сабинянок — в накинутом поверх плаще и старой кожаной шляпе, которую я видел на голове одного из садовников. Учитывая, как щепетильно он относился к внешнему виду, это был еще один дурной знак.

— Значит, так, — сказал Каллист. — Давайте соберемся. Ничто не помешает нам выбраться, если только мы не потеряем голову. Я считаю, нам надо идти к Фаону (Фаон был бывшим рабом, которого Луций Домиций освободил в награду за верную службу; с тех пор он скопил неприличные деньги на дорожных контактах и строительстве акведуков. Он жил в четырех милях от города, на вилле, которая выглядела бы как загородный дворец Зевса, если б тот мог себе такое позволить). Есть идеи получше?

По правде говоря, ни у кого из нас вообще никаких идей не было, и поэтому мы отправились к дому Фаона. Между тем, Луций Домиций был непривычен к ходьбе. Бегать — пожалуйста. Он любил участвовать в атлетических состязаниях и прочем дерьме, и на любительском уровне был даже неплох. Но вот что касается ходьбы, то ею он занимался исключительно редко, а в темноте, на мощеных улицах и изрытых колеями дорогах, в порнографических сандалиях на тонкой подошве — никогда.

В результате наше продвижение было гораздо более неторопливым, чем нам хотелось. Хуже того — кратчайший маршрут до дома Фаона пролегал мимо казарм гвардии, и можно было поставить годовую зарплату против лежалой макрели, что если солдаты узнают Луция Домиция, нас покрошат в капусту. Мы опустили голову и попытались миновать ворота казарм как можно скорее, и это было совершенно идиотским поведением, поскольку мы сразу приобрели самый подозрительный вид; нам нужно было проследовать мимо них, распевая непристойные песни, как будто мы нарезались, но мы не догадались так поступить. В общем, в результате нас остановили солдаты и потребовали назваться.

Задним числом я готов признать, что выражение, которое появилось на их лицах, когда они сунули нам к носу фонари и увидели двух Луциев Домициев, было самым смешным зрелищем, какое я только видел. Но в тот момент мне было вообще не до смеха. К счастью, мозг Каллиста продолжал функционировать.

Он улыбнулся, как идиот, и сказал, что мы артисты.

Стражник не ожидал такого поворота.

— Чего ты сказал? — спросил он.

— Артисты. На самом деле, — продолжал Каллист застенчиво, — мы профессиональные имперсонаторы Нерона, а это наш менеджер, — он с силой двинул меня под ребра и я трижды кивнул. — Мы выступаем на вечеринках, свадьбах и так далее, изображая Нерона — ну вы понимаете: поем, играем на арфах и немного танцуем. Неплохое представление, если не переходить границ.

Солдаты уставились на нас так, как будто мы внезапно отрастили по три головы каждый.

— Вот так вы зарабатываете на жизнь? — спросил один из них.

— Конечно. Двадцать сестерциев за ночь, плюс перекус и глоток-другой выпивки. Лучше, чем рыть канавы. Но сейчас у нас возникло подозрение, что нероновская тема накрывается тазом, так что мы решили на какое-то время убраться из города.

Солдаты некоторое бесконечно страшное время таращились на нас, потом один из них пожал плечами и сказал, что такой дурацкой истории выдумать невозможно, и поэтому она, скорее всего, правдива.

— Вы правильно решили, — сказал он. — На вашем месте я бы убрался отсюда так далеко, как только смог.

— Спасибо, — сказал Каллист, — так мы и сделаем. Хорошего дня.

Но это было не все. Едва мы отошли от казарм на расстояние окрика, земля затряслась, грянул гром и засверкали молнии. Для Луция Домиция, который всегда бы до смешного суеверен, это оказалось чересчур; не буду утверждать, что сам не почувствовал настоятельного позыва на низ; но я все же достаточно сметлив, чтобы отличить небольшое землетрясение, сопровождаемое грозой, от гнева богов. Мы потратили несколько минут на уговоры, умасливание и пинки по заднице, прежде чем Луций Домиций снова поднялся на ноги, но пока мы выбирались из города, он продолжал бормотать себе под нос на латыни.