Читаем Песенка для Нерона полностью

Очень скоро все кругом знали, что мы сбежали из каталажки. Было очень неприятно узнать, что мы убили как минимум двух солдат, а в некоторых случаях доходило и до пяти. Приятная же новость заключалась в том, что, похоже, никто не знал, что мы можем прикидываться солдатами. С другой стороны, люди наконец сложили два и два и догадались, что два хулигана, которые попались на краже в бане — те же самые, которые ограбили сына наместника, и они же сбежали по дороге в каменоломни. К восторгу Луция Домиция имя Нерона не звучало, и он сделался несколько более жизнерадостен, когда между нами и тем городком образовалась солидная дистанция.

Плохо было то, что мы понятия не имели, в какую сторону движемся. Я полагал, что мы идем на запад, к Камарине. Луций Домиций был убежден, что мы идем на юг, а значит, в любой момент можем оказаться в соленой воде (чего не произошло). Достаточно было посмотреть на солнце, чтобы понять, что прав именно я, но Луций Домиций был не из тех, кто позволяет каким-то жалким фактам разрушить построенную им прекрасную концепцию.

После четырех дней пути, в течение которых мы объедали кабатчиков и фермеров и ночевали в амбарах, я начал удивляться, куда могла подеваться Камарина. Ее отсутствие раздражало, как ожидание девушки, опаздывающей на свидание. Мы шли и шли, а проклятого города все не было. Через некоторое время до меня дошло. Мы обошли его с севера.

— Ладно, — сказал я. — Ты у нас в школу ходил. Что в той стороне?

Луций Домиций вытаращился на меня.

— А мне откуда знать? — сказал он.

— Нечего мне тут темнить, — сказал я. — Могу спорить, что где-то во дворце была здоровенная бронзовая карта с отмеченными городами, и ты видел ее тысячу раз. Ты должен знать все основные города Сицилии.

Он пожал плечами.

— Только не я, — сказал он. — И о карте я слышу первый раз. Где именно во дворце она располагалась, ты говоришь?

— Мне-то откуда знать? Я же был только гостем, а не хозяином дворца. Ты уверен, что там не было карты?

— Вообще-то, наверное, где-то и была, — сказал он. — Дворец же большой. В нем полно комнат, в которые я ни разу не заходил. Но ни о чем подобном никогда не слышал.

— Ох, — по какой-то причине это меня потрясло. Я имею в виду, это же просто напрашивается. Сами подумайте: вот прибегает гонец и докладывает, что в Цианополе назревает проблема. Никто никогда не слышал о Цианополе, это какой-то пограничный форт, поэтому все присутствующие — советники, военачальники, генеральный штаб и прочие — бегут к карте, смотрят на нее и находят Цианополь. В противном случае что получается? На руках полноценный кризис, необходимо предпринять самые решительные действия, но только никто не знает где — на Сицилии или в Верхней Мезии. Какой-то хреновый способ управлять империей, так же?

— Я думаю, — сказал он, — что если мы проскочили Камарину, то идем прямо к Геле. Правда, в этом случае мы должны идти вдоль русла реки Анап, и если мы вдоль нее идем, то я этого не замечаю.

Я огляделся вокруг. Никакой реки.

— Если мы севернее Анапа, — продолжал он, — то в любой момент можем врезаться в высоченные горы. Но если мы забрели так далеко, то должны быть прямо у их подножия, если только не угодили в долину одной из тех рек, которые питают центральный район. Но я так не думаю, потому что все равно по обе стороны должны торчать горы, а их нет.

— Ладно, — сказал я. — То есть ты хочешь сказать, что вообще не представляешь, где мы.

— Я никогда и не говорил, что представляю. Слушай, столько лет прошло с тех пор, как я учился в школе и звезд с неба, кстати, не хватал. Я все больше глядел в окно и сочинял мелодии. Конечно, — продолжал он, — вполне возможно, что большая дорога, по которой мы шли какое-то время назад — это военная дорога через горы, хотя мне казалось, что та должна быть пошире — но если так, то мы должны были провести прошлую ночь в Гибле; с другой стороны, мы могли свернуть с той дороги, не дойдя до Гиблы где-то с милю или меньше. В этом случае мы сейчас на равнине, которая лежит между горами и морем, на полпути между Камариной и Гелой. Но это вряд ли, потому что для этого все вокруг как-то не на месте.

— Спасибо, — сказал я. — Теперь я жалею, что вообще спросил. — Но, как ни странно, он оказался прав, поскольку на следующий день мы опять оказались на военной дороге, которая, конечно вела к морю. Раньше мы свернули с нее, потому что по возможности избегали основных магистралей, где народа больше. В общем, короче, мы вышли на берег — перед нами расстилалось море, а за ним, если не ошибаюсь, лежало африканское побережье и город Триполи.

— В подобные моменты, — сказал я, — больше всего мне хочется быть чайкой. К вечеру мы могли бы уже быть в Сирте.

— Не думаю, что это такая уж хорошая идея. В Триполи едят чаек.

— Ты знаешь, о чем я, — сказал я. — Ладно, что теперь. У нас же есть выбор. Направо или налево. Как ты полагаешь?

Он пожал плечами.

— Я бы бросил монету, если бы у нас была хоть одна.

— Нет, — сказал я. — Мне нужно разумное, взвешенное решение. Выбрать от балды я могу и сам. Так что ты думаешь — Камарина или Гела?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века