Песенка для Нерона

— Ну, — начал он, продолжая отдраивать котел, — если хотите знать, я происхожу из лучших людей Галисии. На самом деле у себя на родине я кто-то вроде царевича. Но когда я был еще ребенком, римляне забрали меня вместе с другими заложниками, чтобы наш народ вел себя хорошо. Меня увезли в Рим, где я и вырос. Ходил в римскую школу и все такое прочее.

Команда была впечатлена.

— Ты серьезно? — спросил один из моряков. — Так как же ты оказался здесь?

Луций Домиций пожал плечами.

— Должно быть, мой народ что-то там напортачил, потому что в один прекрасный день, когда мне было пятнадцать, прямо на урок философии явились солдаты — все с мрачным и торжественным видом — забрали всех галисийских ребят и вывели нас из класса. Половина пропала неведомо куда, не знаю, что с ними произошло — думаю, им отрубили головы, потому что все это были важные персоны, сыновья и племянники царя. Остальных продали в рабство и с тех пор — без обид, ребята — с тех пор я все катился под гору.

Определенно, все решили, что это очень грустная история, потому что смотрели на него и мрачно кивали, а один моряк даже налил ему выпить.

— Должно быть, очень хреново, — заметил один из афинян, — родиться царевичем и закончить рабом. Заставляет задуматься.

Луций Домиций пожал плечами.

— Это произошло очень давно, — сказал он. — Рабом я прожил гораздо дольше, чем был царевичем, так что у меня было время привыкнуть. Просто вот так повернулись дела, что поделаешь.

По-моему, моряков впечатлили его достоинство и твердость. Меня впечатлили, хотя я знал, что он просто по ушам ездит.

— Может, тебе даже повезло, — встрял другой грек, иллириец со сломанным в двух местах носом. — В смысле, ты же остался в живых. Тем другим парням посчастливилось меньше.

Луций Домиций вздохнул.

— Да не говори, — ответил он. — Когда я думаю о прошлом, то говорю себе: лучше быть живым рабом, даже если твой хозяин — мелкий прохиндей, чем великим императором мертвецов.

Это их тронуло, некоторые затрясли головами, как козлы, и стали говорить, что сказано очень верно. Мне тоже в тот раз так показалось. Потом я обнаружил, что это практически прямая цитата из "Одиссеи" Гомера, слегка переделанная на современный лад. Мог бы догадаться.

Итак, мы потихоньку продвигались вдоль сицилийского берега, в мире и спокойствии; и как-то к кораблю подошла маленькая лодка, в которой были старик и две женщины с каким-то товаром. Пытаясь всучить его морякам, они сообщили поразительные новости.

Это было понятно из того, как повели себя моряки. Поскольку у нас со стариком не могло быть никаких дел из-за полного отсутствия у меня денег, пришлось подобраться поближе и просто подслушать.

— Честное слово, — говорил старик. — Сам узнал позавчера вечером от приятеля в городке, а тому сказал возчик, слышавший от мужика на рынке, которому рассказал цирюльник, который брил парня с корабля, пришедшего из Рима; а этот парень, моряк, отплыл из города, когда об этом только стало известно, так что новость свежайшая.

Моряки качали головами, как будто приключилось что-то скверное.

— А ведь он был не так уж и стар, — сказал один. — В смысле, не мальчишка, конечно, но и не старик.

— Шестьдесят девять, — сказал торговец. — На шесть лет моложе меня, а я все еще крепок. Все от жизни, которую они ведут — все пьянки да девки. Вот и мрут во цвете лет.

Они еще поболтали на эту тему, потому появился капитан и велел старикашке проваливать, поэтому больше я ничего не узнал до вечера, когда все принялись обсуждать новости, даже испанцы и египтяне.

Как я и думал, умер важный человек. На самом деле важнее его вообще никого не было: император Веспасиан.

Как только я услышал имя, то тут же посмотрел на Луция Домиция — мне стало интересно, как он это воспринял, а он знай себе помешивал бобы, как будто не понимал, с чего вся суматоха.

— Он был нормальный, — сказал один из италийцев. — Конечно, не совершенство, так ведь у всех есть свои недостатки. Но в целом он был ничего.

— Верно говоришь, — вставил один из греков. — Особенно если подумать, кто мог оказаться на его месте.

— Точно, — сказал один из испанцев. — Скажем, что было бы, если б этот засранец Гальба усидел на троне?

— Или Отон, — сказал один из греков. — Уж такая это была сволочь, Отон — не описать.

— Да если на то пошло, и Вителлий не подарок, — сказал еще кто-то. — Этот был хуже всех, как ни посмотри. Старый Веспасиан оказал всем услугу, проломив ему башку.

За их спинами Луций Домиций прочистил горло.

— Хрен с ним, с Вителлием, — сказал он. — Да и с остальными тоже. Если вы выбираете самого злобного ублюдка, то как насчет Нерона?

Тут все принялись кивать и бормотать — верно, этот был самым плохим. Я, конечно, лишился дара речи, думая, не сошел ли он с ума, но психом он не выглядел. Совсем наоборот.

Что лишний раз доказывает, что нельзя судить о человеке по внешнему виду.