Песенка для Нерона

— Пустое, — сказал он. — Я уверен, что для меня ты бы сделал тоже самое, — он склонился надо мной, и не успел я опомнится, как уже оттягивал мое правое веко указательным пальцем. — Головокружение? — спросил он. — Тошнота?

— Ты мне в нос дышишь. Это считается?

Он рассмеялся, как будто я шутки шутил.

— Выживет, — заявил он. — Голова поболит немного — день или два, но ничего серьезного с ним не произошло.

Ну, это было приятно слышать, если чувак, конечно, знал, о чем говорил.

— Ты врач? — спросил я.

— За мои грехи, — ответил чувак. — Наверное, мне лучше представиться. Меня зовут Аминта, это моя сестра Миррина, а моего брата, которой пошел искать трактирщика, зовут Скамандрий. Мы с братом оба врачи и держим практику в Мемфисе, в Верхнем Египте.

Миррина, подумал я, милое имя. На самом деле нет, это скучное, унылое имя, но с ним произошло то же, что и с ее одеждой. Красивая девушка выглядит хорошо в любой одежде, даже в мешке из-под капусты с прорезанными дырками, и ей идет любое имя, даже такое дурацкое, как Миррина. Кроме того, я умирал от желания спросить, имеет ли их брат такой же огромный нос? Подумав, я решил дождаться, когда он вернется, и провести самостоятельные наблюдения.

— Мемфис, — сказал Луций Домиций. — А вы далеко от от дома.

Аминта улыбнулся.

— Мы заметили, — сказал он. — Здесь все такое странное, такое не такое. Такое большое, — добавил он, самую чуточку содрогнувшись. — Но мы с братом всегда хотели повидать Рим, с самого детства. И вот умерла наша тетушка — она была вдовой состоятельного вольноотпущенника, жившего здесь, в Риме — мы оказались единственными ее родственниками, и поэтому пришлось ехать, чтобы присмотреть за домом. И вот мы здесь.

Благие небеса, думал я — симпатичная и к тому же наследница, но для меня, кажется, это не имело значения. Подумаешь, наследница — пустяки какие. Сотрясение там или не сотрясение, но с памятью у меня все было в порядке, так что я без труда мог припомнить, что я маленький, тощий грек средних лет, разыскиваемый по статьям, предусматривающим смертную казнь, в дюжине провинций (но не в Египте), не имеющий за душой ни гроша, если не считать денег, полученных от безумного убийцы, алкающего нашей крови — но зато одарен крысиной мордой.

И тут у меня возникла идея.

Что я могу сказать? В тот момент она показалась мне неплохой.

— Прекрасно, — сказал я. Я показал на Луция Домиция. — А это кто?

Они оба уставились на меня, как на сумасшедшего.

— Прошу прощения? — сказал Аминта.

— Да вот этот вот, — сказал я. — Парень с толстой шеей. Ваш приятель? Личный раб?

— Но… — глаза Аминты сузились. Тут ему было где размахнуться. — Ты его не узнаешь?

— Да никогда в жизни его не видел, — сказал я.

— Ох, — Аминта медленно кивнул. — Извини за вопрос, но помнишь ли ты свое имя?

— Свое? — я принял озадаченный вид. — Ну как же, конечно… нет, — продолжал я, как будто опешив. — Нет, не помню.

— А! — Аминта быстро кивнул два раза. — Я знаю, что случилось. Удар по голове. Не хочется говорить тебе такое, но ты потерял память.

— Что? — я изобразил панику. — Но это…

— Все в порядке, — наверное, он был хорошим врачом, манеры у него были приятные, успокаивающие.

— В девяти случаях из десяти это временное явление и длится всего пару дней, максимум — месяц. Практически все пациенты, лишившиеся памяти после черепной травмы, полностью выздоравливают.

Я посмотрел на него.

— Почти все?

— Девяносто процентов, как минимум.

— Ты хочешь сказать, что существует один шанс к десяти, что это навсегда? — я задергался, как будто хотел сесть. Аминта мягко вернул меня на подушку. — Это ужасно, — сказал я. — Дай мне какое-нибудь лекарство, скорее!

Он улыбнулся.

— Я могу дать тебе успокоительного питья, — сказал он. — Ты немного расслабишься. В твоем состоянии это наилучшее средство.

— Нахрен расслабление, — сказал я. — Я не хочу расслабляться, мне нужна моя память. Ты врач, так дай мне лекарство для этого.

Он улыбнулся так тепло, что как будто в горячем масле меня искупал.

— Честно говоря, — сказал он, — успокоительное средство — лучшее лекарство. Потеря памяти — это, главным образом, следствие шока и страха. Если ты успокоишься и расслабишься, все пройдет, и память очень скоро к тебе вернется.

— Ты уверен? — вмешался Луций Домиций. Голос его был таким же безумным, каким я притворялся. Тут мне стало немного стыдно. Я знаю, паниковал он главным образом потому, что мы и без моего сумасшествия сидели в дерьме, а кроме того, он рассказал Аминте, что мы странствующие торговцы сардинами из Нижней Писидии или еще какую-то ерунду. Если память ко мне внезапно вернется, и я начну болтать, что я беглый артист своеобразного жанра, а он император Нерон, все слегка усложнится. Разумеется, я не собирался делать ничего такого, но он-то этого не знал.

(Попутно я задумался: а с чего вдруг я так поступил?