Песенка для Нерона

Дерьмо, сказал я себе, но если хвостатый и расстроился, что его узнали, то никак этого не показал. Плохой, очень плохой знак; все это говорило о том, что нас совершенно определенно собрались убить.

— Правильно, — сказал он. — Забавно, что ты узнал меня без шлема.

— Ты был молодцом, — сказал Луций Домиций. — Разве не ты участвовал в том поразительном бою с Испанским ретиарием — Никием или Никомедом или что-то вроде этого? Помнишь, это когда он повалил тебя на спину, приставив трезубец к горлу, а ты эдак хитро перекатился вбок, сшиб его с ног и проткнул собственной вилкой?

— Это был не я, — покачал головой Хвост. — Это был мой брат Юлиан Сафакс, мир его праху.

— Боже, да, — Луций Домиций неистово тряс головой. — Я хорошо его помню. Он владел таким особым движением левой рукой, за которым никто не мог уследить.

— Почти никто, — вмешался Хвост, кивая на своего приятеля. — Вот Александр — он был единственным, который разгадал его.

— Ну конечно, да! — воскликнул Луций Домиций. — Я помню, я же видел этот бой. Твой брат прижал Александра к ограждению, и вдруг… — он осекся, а глаза у него стали круглыми, как чаши для супа. — Боже мой, — сказал он.

У лысого по лицу струились слезы.

— Все в порядке, — сказал Хвост, — мы уладили это дело много лет назад. Ты же знаешь, что я не виню тебя, Александр? — лысый кивнул, слишком расстроенный, чтобы говорить. — Это же арена, личные чувства здесь не при чем. Я что хочу сказать, — продолжал он. — Взгляни на нас, лучших друзей, вместе — сколько? — семнадцать лет?

— В следующем феврале будет восемнадцать, — всхлипнул Александр.

— Ну вот, — сказал Хвост. — Понимаешь, между такими добрыми приятелями, как мы с ним, даже убийство моего брата ни хрена не значит. Ты просто оставляешь это позади и живешь дальше.

Александр уселся на пол и залился слезами.

— И все же, — продолжал Хвост громким шепотом, — наверное, будет лучше не трогать эту тему. Он расстраивается, понимаете, а мне потом с ним возись.

Луций Домиций кивнул, как бы говоря — я знаю, о чем ты. Офигенное хладнокровие. Даже если не вспоминать, что эти герои песчаной арены только что оглушили нас и похитили. Почему-то я не верил, что они на нашей стороне.

Возможно, Хвост почуял мои сомнения, но он посмотрел мне в глаза и сказал:

— Что ж, думаю, я должен перед вами извиниться. За то что бил вас по башке, я хочу сказать. Понимаете, вся это суматоха, толпа вокруг и все такое — не было времени объяснять. Проще было сначала утащить, а объяснять потом.

У Луция Домиция был такой вид, будто он собирается сказать: да пустяки, не беспокойтесь, поэтому я я быстро спросил:

— Объяснять что?

Хвост пожал плечами. Думаю, оползни на Этне примерно так и выглядят.

— Я не так много могу сказать, — сказал он. — Один мужик, на которого мы время от времени работаем, пришел и сказал — двое моих друзей наступили ногой в жир, их держат на постоялом дворе у Остийских ворот, и я хочу, чтобы вы сходили туда и забрали их. Только осторожно, сказал он, помните, что они мои друзья, а вы, ребята, иногда забываете рассчитать удар. Ну и вот, — продолжал он. — Было бы здорово, если бы вы ничего не говорили насчет удара по башке, а? Если он узнает, то разозлится, и плакали наши денежки. А времена нынче тяжелые, давайте смотреть правде в глаза. Мы бы вообще ничем таким не занимались, кабы не времена.

Выражение на лице Луция Домиция говорило: это просто стыд и позор, что герои Большого Цирка низведены до состояния простых громил, которые соглашаются бить обитателей постоялых дворов по башке, просто чтобы свести концы с концами. Один раз кретин — всю жизнь кретин, как говаривала моя старушка-матушка.

— Тот мужик, — сказал я, — который вас нанял. Он, случайно, не сицилиец?

Хвост нахмурился.

— Не думаю, — сказал он. — То есть я не знаю, откуда он родом. Не думаю, чтобы он хоть раз покидал город.

Это звучало как-то странно, но я продолжал.

— Рослый парень, — сказал я. — Прямой нос, квадратная челюсть, темная вьющаяся борода.

— Нет, это не наш, — встрял Александр. — Низенький, пузатый чувачок, лысый, где-то четыре подбородка. Отзывается на имя Лициний Поллион.

Низенький, пузатый чувачок. Вот дерьмо, подумал я, это он.

— А, — сказал я. — Это он. Ну что ж, в одном вы правы. Он обосрется от злости, если узнает, что вы нас оглоушили.

Хвост скорчил рожу.

— Это так, — сказал он. — Ужасный у него характер, особенно для чувака, который выглядит, как откормленный ягненок. Вы же ему не расскажете, а?

— Конечно, нет, — сказал Луций Домиций, прежде чем я открыл рот. — Не беспокойтесь. А говорил ли он, зачем мы ему понадобились?

Хвост покачал головой.

— Неа. Сказал, притащите их в старый дом и дождитесь меня, вот и все. Понимаете, какая штука, — продолжал он. — Я удивляюсь, что его до сих пор нет. Мы договаривались встретиться в полночь, а сейчас гораздо позже. Я слышал, как телеги с капустой проехали, и это было уже довольно давно.