Песенка про любовь (СИ)

Галицын усмехнулся и двумя едва уловимыми движениями сдвинул рукава выше локтей. Я тоже скосила глаза. Сгибы у него были испещрены старыми следами от уколов. И только в одном месте на правой руке имелась недавняя гематома.

— Это где? — спросил папа, указав на неё.

Сергей не стал отвечать.

— Что хоть это было? — спросил папа. — Я могу помочь?

Сергей покачал головой.

— Это не наркотики, — сказал он. — Не бойтесь.

— Очень хорошо!

Папа потребовал у меня рюмки, разлил коньяк.

— Полина, — сказал он. — Ты тоже. Ты и в самом деле весь день проторчала в парке, как утверждает Суворин?

Это он специально для Серёжки сказал. Вот ей богу зря! Я послушно взяла рюмку и лизнула коньяк.

— Есть будешь? — спросила я.

— Меня дома накормили, — сказал папа.

Сергей промолчал. Вместо чашки он вертел теперь в пальцах рюмку. Я повытаскивала из микроволновки разогретый ужин и поставила на стол две тарелки.

— Пойду я, — сказал папа, заметив, что вилку Сергей всё же взял. — Полина, не пропадай, звони. Сергей, до свидания.

Серёжка поднял голову и кивнул. Ел он, к счастью, как любой сильно проголодавшийся человек. А мне вот есть совсем не хотелось. Я нахально долила до половины коньячную рюмку, потому что папа привычно отмерил лишь лечебную дозу. Сергей покосился на меня. Он ничего не сказал, но я наполнила и его рюмку тоже. Когда его тарелка опустела, я забрала её и поставила перед ним свою. Он не стал отказываться. Я дождалась, пока еда исчезнет и с неё тоже, а потом высказалась.

— Теперь модно морить себя голодом?

— Вон там сигареты, — ответил он. — Дай сюда.

Я поставила перед ним пепельницу и передала пачку. Сигареты были дорогие. Самые дорогие, какие только можно найти в продаже. В это время раздался звонок в прихожей. Серёжка не пошевелился и вообще никак на это не отреагировал. Мне захотелось уже стукнуть его. Я поднялась и пошла открывать. Пришла соседка. Милейшая Антонина Петровна сияла.

— Знаю-знаю! — затараторила она, не дав мне раскрыть рот. — Я так рада, так рада! Жаль, что Лера не дождалась. Вот, это вам!

Она принесла полную тарелку пирожков. Я поблагодарила и пригласила войти. Антонина Петровна застенчиво улыбнулась.

— Вам вдвоем, наверное, охота побыть. Я потом как-нибудь загляну…

Я со стуком поставила перед Сергеем тарелку с пирожками. Он ухмыльнулся, откинулся спиной на стену и через сигаретный дымок стал смотреть на меня. Он меня достал!!! Я отвернулась и стала мыть посуду с грохотом и лязгом. Кончилось тем, что разбила тарелку и порезалась. Тогда я плюхнулась на табуретку и заплакала. Нервы сделались никуда не годными.

Сергей затушил сигарету, придвинулся ко мне вместе с табуреткой и прижал полотенцем кровоточащую царапину.

— Спасибо тебе за маму, — сказал он вдруг.

Я вскинула на него глаза.

— Бабки рассказали, — усмехнулся он. — И Суворин сегодня что-то такое лепетал…

Я вспомнила Валерию Сергеевну и меня совсем развезло.

— Неужели ты никак не мог дать о себе знать?

— Не мог, — напряжённо сказал он.

А из меня полились слова и слёзы. Я вываливала ему всё. Как мы ездили в эту северную военную часть, как мёрзли в холодном вагоне, как ходили на кладбище, как Валерия Сергеевна заболела, в каком отчаянии я была, когда поняла, что ничего, совсем ничего не могу поделать, чтобы ей помочь. Я рассказывала про свои кошмарные сны, про уличных призраков. Даже про Тёмкин спектакль я тоже рассказала сквозь эти ужасные выматывающие слёзы. Серёжка давно уже прижимал меня к себе, кольцом сцепив вокруг меня руки. Он молчал.

Я выговорилась, начала успокаиваться и вдруг почувствовала, что его трясёт. Я опомнилась совсем и поняла со всей отчётливостью, какую боль только что причинила ему. Я отстранилась и взглянула ему в лицо. Его рот снова был сжат в прямую линию, а глаза опять сделались чёрными и бездонными. Я потянулась за коньяком и впихнула ему в руку наполненную до краёв рюмку.

— Серёжа, — всхлипнула я, — пожалуйста, пожалуйста, прости!

Он выпил коньяк и потянулся снова за сигаретами. Руки дрожали, и сигареты раскатились по столу. Он сильно сжал кулаки и, казалось, что и внутри у него затягивается тугой узел.

— Почему не вышла замуж, — сквозь зубы спросил Сергей, — как она просила?

Я не знала, что ему ответить. Он будто обвинял меня в том, что я могла отсрочить кончину его матери и не сделала этого из прихоти и эгоизма. Можно было сказать что угодно — поклясться в вечной любви к нему, сказать, что не встретила достойного человека, что не захотела связывать себя семьёй. Вот только не имели значения сейчас слова. И не хотелось мне ничего говорить. А он, оказывается, ждал ответа. Неожиданно он тряхнул меня за плечи.

— Почему?! Ну?!

Я вырвалась.

— Что ты хочешь услышать? — спросила я и не узнала своего голоса, таким он вдруг оказался тонким и жалобным каким-то.

— В монастырь ты не собиралась, — жёстко сказал он, — как мне рассказали…

Ах, вот оно что! Я постаралась выпрямиться.

— Надо было? — зло спросила я.

— Ты вела себя как шлюха! — брякнул он.

Мне нестерпимо захотелось шваркнуть его чем-нибудь. Я стала подниматься. Он вскочил раньше. С грохотом покатилась по полу табуретка.