Пещера

Решено было собрать гостей «хотя бы вослед событиям»; Тритан сразу же дал понять, что ни в каких приготовлениях Павла участвовать не будет. Он вообще не отходил от нее ни на шаг; сразу же после бракосочетания Павла водворена была в дом своего молодого мужа, и первая брачная ночь прошла более чем оригинально – Павла лежала в постели и рассказывала о своих приключениях и страхах, длинно, путано, иногда со слезами, Тритан сидел над ней, как каменная глыба сидит над соленым морем, и Павла стискивала его руку, которая одна была символом надежности этого мира. Потом она заснула, а Тритан так до утра и просидел.

– …Меня правда хотели убить? Это невозможно, это… За что? Что же теперь будет?

– Теперь мы с тобой будем жить долго и счастливо.

– Значит, я уже никому не нужна? И ничего мне не угрожает? С меня уже состригли мое везение, как шерсть с овцы, я могу гулять, пока не отрастет новая?

– Все будет совершенно хорошо.

– Ты не говоришь мне всего…

– Ах, Павла, какая разница, что я говорю…

Это правда, поняла Павла, сжимая его руку. Какая разница, что он говорит. Важно, что он делает…

Стефана легко сломила несмелое желание Павлы отпраздновать свадьбу скромно; с точки зрения Стефаны, все главные события жизни должны были устраиваться в строгом соответствии с протоколом. Приглашены были ближние и дальние родственники, Павлины школьные подруги, Раздолбеж, секретарша Лора, два десятка Павлиных сослуживцев и среди них почему-то оператор Сава – впрочем, он, вероятно, притащился без приглашения, просто увязался за кем-то из приятелей, а прогнать его, разумеется, никто так и не собрался.

– С вашей стороны что же, никого не будет? – допытывалась Стефана у Тритана. И возмущенно фыркала – что это за жених, к которому никто не придет на свадьбу?!

Веселье, как ни странно, получилось на славу.

Лихо проскочили протокольную часть.

Помянули родителей; Павла испытала укол совести, потому что Стефана знала все положенные ритуалы, а она, Павла, нет.

А потом развернулось гуляние.

Раздолбеж до глубины души был потрясен внезапным Павлиным превращением, а потому напился быстро и необратимо, после чего стал настоящим центром компании; ни один его подчиненный – а таких на свадьбе было десятка полтора – не мог пройти мимо, удержавшись от фривольной беседы.

– Господин Мырель, так пятничный выпуск представляем на премию или нет?

– Лас… точка, конечно предса… представляем…

– А то, что там по заднему плану кошка ходит?

– Какая кошка… ласточка…

– Господин Мырель, так мы договорились насчет отпуска в августе?

– Лорочка, ты лучшая в мире… Лорочка… такая вот…

– Господин Мырель, вы слышали, Мика кассету в фонтан уронил?

– К…как?..

– Господин Мырель, ваш тост! Пожелайте же чего-нибудь нашей Павле, пожелайте ей!..

Раздолбеж желал. Прерывал чужие тосты и желал снова, надо сказать, совершенно искренне; во время всеобщего танца он даже сделал над собой усилие и встал из-за стола, чтобы, шатаясь, подойти к Павле и ущипнуть ее за ляжку. То есть он думал, что это ляжка, а на самом деле это было кресло.

– Гос…подин Тодин, наши поздравления… Это чудная специалист… ка… Идея детской передачи… анонсы, ах, какие анонсы, м-ма-стерство… Молодец…

Оператор Сава вел себя странно. Павла то и дело ловила на себе его задумчивый, прямо-таки нежный взгляд; Сава сидел за перегруженным объедками столом, игнорировал улыбки девушек и за весь вечер поднялся только один раз – чтобы пригласить Павлу на танец.

Собственно, она не собиралась танцевать вообще. Она сидела, словно в чаду, меланхолично пережевывала один и тот же кусок копченого мяса и воспринимала происходящее отстраненно, будто случайная посетительница; Сава на какую-то минуту вытащил ее в реальность.

– Потанцуй, – шепотом сказал Тритан за ее спиной.

Через минуту у нее закружилась голова.

– Знаешь, какое самое печальное в мире занятие? – спросил Сава, бережно препровождая ее на место. – Вечно сожалеть об утраченных возможностях… О том, что могло бы сбыться, да не сбылось…

Павла пропустила его слова мимо ушей.

Со стороны Тритана на свадьбу явились все-таки двое гостей. Оба ни с кем за весь вечер так и не познакомились, не выпили ни капли спиртного – сидели тихо и скромно, один в зале, другой на террасе, и задумчиво поглядывали по сторонам.

Господин Раман Кович явился, когда веселье перевалило свой пик и кое-кто из гостей стал уже подумывать об эвакуации. Павла совершенно не удивилась, увидев его в дверях. Как будто такой сложный спектакль, как Павлина свадьба, оказался бы обедненным и пресным без столь значимой в ее судьбе фигуры.

– Ага, – задумчиво сказал за ее спиной Тритан. – Я так и знал, что он не утерпит.

Стоя в дверях, Кович огляделся; его появление было тут же замечено, со всех сторон послышались приветствия, а Раздолбеж подскочил и восторженно чмокнул новоприбывшего коллегу в блестящую залысину на лбу. Все зааплодировали.

– Поздравляю, Павла, – сказал Кович, останавливаясь в двух метрах от сидящих за столом молодых. – Тритан, можно тебя на минутку?