Пещера

– Двенадцать секунд? – переспросил Эгон. – Двенадцать секунд от выхода из камеры до момента казни?

Этот промежуток времени вдруг показался ему ужасно коротким.

– После того как отрубят голову, – сказал австралиец. – Голова продолжает жить двенадцать секунд. Не знал? Она продолжает видеть и мыслить. Потом у нее начинает рябить в глазах, и она думает: «Черт возьми, неужели я действительно слетела с плеч?»

Все засмеялись и снова заговорили о девушках. Желая показать, что эта тема его мало интересует, Эгон упомянул мальчиков с перьевыми метелками. Знаток Ратанакири развеял его иллюзии – этим мальчикам отнюдь не восемь лет, как он полагал, а все тринадцать-четырнадцать. Ратанакирианцы вообще по природе маленькие, а из-за недоедания и того меньше. Перьевые метелки они арендуют у своего хозяина и должны расплачиваться за них в конце дня. Мечта их жизни – обзавестись собственными метелками и когда-нибудь самим сдавать их в аренду.

Через какое-то время австралийцы ушли. Возможно, они снова встретятся в «Конкорде». Ратанак – большой город, но по вечерам его жизнь не выходит за пределы дискотеки в гостинице «Конкорд».

Эгон посмотрел на часы. Почти девять. Секундная стрелка сделает всего лишь чуть больше сотни кругов – и пробегут они молниеносно! Сюзи Вонг принесла кофе. Весь ужин стоил два доллара. Он дал ей пять и жестом пояснил, что сдачи не надо. Ее рутинно-радостный взгляд разочаровал его.

«Конкорд» – еще один шикарный отель в Ратанаке. Там останавливался Доорненбос. Сегодня Эгон уже несколько раз проезжал мимо и теперь после бесцельного скитания по улицам вновь увидел высоко на крыше светящиеся буквы «КОНКОРД». Позади гостиницы он нашел место для парковки. Выйдя из машины, столкнулся с робким хромым юношей с ветхой соломенной шляпой в руке. У юноши был деревянный протез. Эгон отмахнулся, но юноша жестом уверил его, что не хочет денег – по крайней мере не сейчас; свое вознаграждение он мог бы получить, охраняя машину Эгона.

Эгон пробурчал что-то невнятное – то ли «да», толи «нет». Обернувшись, он увидел, что юнец остался у машины.

На входе в дискотеку он отбился от целой группы других нищих, которые, словно драгоценным товаром, размахивали перед ним своими протезами, пустыми штанинами и культями. Выждав, портье прикрикнул на них и разогнал. Эгон подумал, что многих уже видел раньше, рядом с другими достопримечательностями Ратанака. Некоторые возбужденно жестикулировали, указывали в сторону его машины. Хотели ли они предупредить его, что тот мальчик опасен? Или это были конкуренты, признавшие свое поражение?

Пусть разбираются сами.

Дискотека была ярко освещена. На потолке крутились большие деревянные пропеллеры, на стене застыли ящерицы, которых можно было принять за орнамент, однако их выдавала асимметрия в расположении.

Девушка на табурете с краю танцплощадки уступила Эгону свое место. Он замотал головой, но девушка погладила его по плечу и ушла, оставив табурет в его распоряжении.

Австралийцы еще не появились, зато он увидел мужчину в белой шляпе. Они кивнули друг другу – немного смущенно, хотя факт их встречи здесь не представлял собой ничего удивительного. Эгон приметил еще нескольких мужчин, таких же, как он, западноевропейцев, лет сорока. Большинство сидели за баром в окружении девушек. Тот, другой, тоже мог быть среди них, однако чутье подсказывало, что его здесь нет. И вдруг его осенило: а может, того, другого, вообще не существует, может, его уже давно предали и сделали пешкой в игре, о которой он не имеет никакого понятия. Паранойя – это часть дела, подумал он. Играла музыка в стиле «АББА», и он расчувствовался. Подошел молодой человек принять заказ. Хихикая и то и дело дотрагиваясь до Эгона, он на приличном английском засыпал гостя вопросами: из какой страны он приехал, как долго здесь задержится, видел ли он уже храмы Та-Пром. На танцплощадке местные подростки – девушки и юноши, – словно заводные игрушки, повторяли лишенные всяческой фантазии однообразные па. Мило и празднично одетые, они напоминали школьников, которых отцы проводили на выпускной бал, но остались посмотреть их первый танец.

У них были невинные лица, как в английском колледже. Эгон ожидал увидеть в этих лицах отражение всех ужасов ратанакирианской истории. Он думал, что эти девушки, какой бы бесхитростной ни была их улыбка, при всей популярности их профессии должны были испытывать унижение от того, что мужчины получают их за столь жалкие деньги.

Проходя мимо, какая-то девушка ненавязчиво поцеловала его в щеку. Другая – с изящной головкой, в желтом платье, эффектно оттенявшем ее смуглую кожу, – прильнув к Эгону, легонько провела ноготком по его руке от кисти до локтя и вызвала у него эрекцию.

– Купишь мне кока-колу? – спросила она. Последние два слова прозвучали полувопросительно, с легким французским акцентом, как будто бы говорил ребенок, который не до конца уверен, что подобрал нужное слово.

Эгон кивнул. Молодой человек поставил рядом табурет для девушки. Ее звали Нэнси. Она спросила, как его зовут.

– Эгон, – сказал он очень четко.