- Мой старший брат, - продолжил Билл, - служил в кавалерии. Однажды его командир спас ему жизнь. Отряд попал в засаду, устроенную южанами. Бенджамина ранили, он упал с коня. У южан оказалось преимущество. И в людях, и во внезапности. Отряду брата пришлось отступать. Причем, отступать быстро. Бенджамин готовился к смерти. На поле боя, или в плену – не важно. Подняться он не мог в любом случае. Однако, в тот момент, когда сознание почти покинуло его, рядом резко затормозил конь капитана Уильямса, командира их отряда. Этот Уильямс перекинул Бенджамина через круп своего коня и погнал прочь. Возможно, мой брат где-то преувеличил, но в главном он был уверен.
Джозеф слушал Роббинсона с недоверием. Да, в его военной карьере оказалось немало случаев, когда приходилось выносить товарищей буквально из-под пуль. На себе, или на своем коне. Уильямс никогда не считал это чем-то из ряда вон выходящим. Долг есть долг. Долг солдата, долг командира. В конце концов – долг человека и товарища. И вот сейчас, спустя много лет, он встречает родственника одного из солдат, вынесенного им с поля боя. Встречает в церкви пограничного города, в которую и зашел то случайно. Неисповедимы пути твои, Господи.
- Знаете, Джозеф, - Бил подошел к иконе Божьей Матери, державшей на руках младенца Хреста, - преимущество города, в котором сходяться железнодорожные пути – новости стекаются отовсюду. Наша страна огромна. По её дорогам и равнинам путешествует невообразимое количество людей. У каждого из этих путешественников свои истории.
Теперь Уильямс почувствовал – Роббинсон собрался с силами и подошел к тому, о чем хотел сказать.
- Вы вправе не верить, но эти истории создали вам репутацию. Несколько иную, нежели вы сейчас думаете. В ней есть кое-что общее с репутацией создаваемой письмами курии. Но это общее освещено совсем с другой стороны. Поэтому, отец Уильямс, я хочу попросить вас о довольно необычном одолжении. Если вы откажетесь, это будет вполне понятно и никоим образом не повлияет на отношение к вам. Просто, вышло так, что в ситуации, возникшей в Санта Цело, помощь может оказать только человек, обладающий вашими талантами.
Проповедник молчал, вместе с ним молчал и Билл Роббинсон. Его взгляд оставался прикован к образу Девы Марии. Уильямс чувствовал исходившее от него напряжение. Роббинсон ждал ответа. Ждал, заранее готовясь к отказу. Проповедник читал это в позе священника, в выражении его лица.
Где-то прозвучал звук закрываемой двери. Как тихо, спокойно. Странно, Джозеф давно не испытывал настолько отчетливого чувства. Он посмотрел на деревянное распятие с Иисусом, висящее над кафедрой священника. Потом посмотрел в глаза младенца Иисуса на руках Девы Марии. Вы ведь привели меня сюда. Вы хотели, чтобы я вошел в эту церковь. Кто же я такой, чтобы оспаривать Вашу волю?
Уильямс перекрестился, а потом тихо произнес.
- Рассказывайте, отче Роббинсон. Я слушаю вас.
Дугласа здесь знали. Он был, что называется, бродячим законником. Часто путешествовал в погоне за преступниками. Наведывался в самые отдаленные уголки фронтира. Такая жизнь способствовала знакомству с различными людьми. В большинстве случаев, знакомыми становились военные, охотники за головами, другие законники. Хотя Мортимер старался не ограничивать круг своего общения. Бывало, после посещения очередного городка, у маршала появлялся кредит в салуне, или местной лавке.
В Санта Цело маршалу уже доводилось бывать, но проездом. Тогда Джозеф не стал даже уходить с вокзала. Пересел на нужным ему поезд и оставил город позади. Он не заходил в салун, не был на заставе, или ещё где-нибудь. Ему просто не хватило бы времени свести знакомство с кем-то из жителей.
Тем искреннее оказалось его удивление, когда его назвали по имени.
Застава кавалерии, как и положено, приветствовала всякого к ней приблизившегося, караульным постом. Часовые оказались в запыленной форме и выглядели довольно устало. Судя по всему, им вскоре предстояло смениться. Однако сил проверить документы Мортимера со всей возможно тщательностью в них хватило. Звезда маршала, конечно, была хорошим пропуском, по мнению часовых. Где-нибудь в кабинетах законников. Здесь же другое – армия.
Дуглас пропускал замечания караульного мимо ушей. Солдат устал, ему стоило расслабиться. Ничего обидного, или оскорбительного, проверяющий документы, сержант себе не позволил. Поэтому маршал терпеливо ждал.
В конце концов, бумаги вернулись на свое законное место во внутреннем кармане, и Мортимер направился к длинному одноэтажному строению в глубине заставы. По словам сержанта, там находился кабинет командовавшего их отрядом капитана.
В отличие от часовых, порученец оказался свеж и бодр. Он сверкал надраенными до блеска пуговицами и сапогами. Выслушав маршала, порученец попросил его обождать, а сам скрылся за дверью, ведущей в кабинет капитана. Пара минут наверняка была в запасе, и шериф подошел к окну, разглядывая заставу.