Пещера Лейхтвейса. Том третий

— Оставьте, Кампфгаузен, этот человек вполне прав. В Пруссии все имеют одинаковые права, и, кто первый занял дорогу, тот едет впереди, кто же вступает после, тот должен ждать, хотя бы это был сам король.

У Галлони еще было настолько благородства, что после этого он приказал кучеру отъехать в сторону, и я видела, что две находящиеся в тени фигуры всадников проскакали мимо окон коляски и скрылись в темноте. Ах, мой несчастный муж не чувствовал, что только несколько шагов отделяли его от бедной, похищенной жены, он спешил вдаль и оставил похитителя, который, незамеченный, увозил его возлюбленную. Галлони заставил кучера погнать лошадей, чтобы наверстать потерянное время, и они поехали теперь с безумной скоростью. В Шпандау ждали нас новые лошади и другой кучер, было только изменено направление дороги. Мы теперь ехали по направлению к Дрездену.

Хотя Галлони освободил меня от гипноза на время, пока я с ним находилась наедине, но как только мы прибывали в гостиницу, где нужно было менять лошадей или отдыхать, он опять приводил меня в состояние гипноза, так что я ни с кем не могла поделиться своим отчаянным положением. Несчастный обыскал мои платья и отобрал значительную сумму денег, которую я при себе имела. Эти деньги были мои собственные, почти три тысячи прусских талеров, в банковских билетах, которые лежали в моей домашней шкатулке, в то время, как мое остальное имущество я давно передала своему мужу.

В Дрездене мы также недолго отдыхали. В саксонской столице мы оставались не дольше, чем это было необходимо для того, чтобы дать отдохнуть моему измученному телу. Дрезден не был целью путешествия итальянца; его целью была Вена. Что он искал там? Почему он вернулся в столицу, где ему уже пришлось претерпеть такой печальный опыт, на каком основании он осмелился опять явиться во владения Марии Терезии, которая по отношению к нему поступила так строго?

Но здесь я должна вставить маленькое объяснение. Оставшись при смерти в Вене, Галлони, против ожидания, исцелился от своей тяжелой раны, полученной им на дуэли. Крепкая кошачья натура уже через несколько недель опять поставила его на ноги, и он думал, что сможет убежать из столицы Австрии и разыскать свою певунью. Но он горько ошибся. Когда он уже собирался оставить больницу, к нему явился чиновник суда и сообщил, что по приказанию императрицы Марии Терезии он должен быть арестован.

— Арестован? — угнетенно произнес Галлони, и его лицо, которое, за время болезни страшно впало и исхудало, приняло переливающийся желтовато-зеленый цвет. — Арестован! По какому праву?

— Цезаре Галлони, — сказал чиновник, и при этом положил руки на плечи моего мучителя, — вы обвиняетесь в занятии чародейством, которое осуждено и проклято нашей святой церковью. Верховный суд разберет, есть ли это колдовство, сумасбродство и обман, или вы, как утверждают многие выдающиеся ученые и тысячи голосов из публики, находитесь в сношении с дьяволом. Во всяком случае, вы занимались делами, которые противоречат догмам нашей религии. Ваши дела, которые ничего общего с Небом не имеют, а приходят из глубочайшего подземелья ада, будут предметом разбирательства высшего уголовного суда. От вас постараются получить признание, которое должно дать истинное представление о вашем преступлении.

Напрасно Галлони говорил, что он итальянец, напрасно говорил он о том, что сам обратится к итальянскому посланнику, что он обратится в Риме к святому папе, на его слова не обращали никакого внимания: он был закован в цепи, и его потащили в тюрьму.

До Марии Терезии, действительно, дошло тогда известие о том редком случае, который произошел со мной в концертном зале. Некоторые ученые врачи и профессора объяснили ей, что такой человек, как Галлони, во всяком случае должен подвергнуться строгому исследованию и так как великая императрица строго придерживалась правила, чтобы иностранцы, посещающие столицу, не являлись для нее бременем, то она и дала свое согласие на преследование иностранца.

Духовенство и все те, кто был с ним заодно, охотно расправились бы с Галлони и просто предали бы его сожжению на костре, обычно применявшемуся против всех еретиков, нарушавших постановление католической церкви. Но как и в Пруссии при Фридрихе Великом, так и в Австрии при высокообразованной Марии Терезии, судебная расправа находилась на поворотном пункте; в то время тоже начали отказываться от весьма пристрастного уголовного допроса и лишать обвиняемого необходимой свободы для своей защиты. Во всяком случае, Галлони должен был долгие годы провести в тюрьме, потому что в те времена процесс велся с ужасающей медлительностью и следствие, продолжавшееся два-три года, не являлось редкостью.