Пещеры Красной реки. Листы каменной книги

Как-то днем, сидя у очага в отцовской пещере, Нум услышал снаружи отрывистые глухие удары и понял, что это трещит и лопается лед, сковывавший толстым панцирем буйные воды Красной реки. Морозы еще держались, вьюги и метели по-прежнему свистели и выли, проносясь над безмолвной долиной, но в воздухе уже ясно ощущалось нечто, возвещавшее близкий приход весны.

Нум чувствовал, как о каждым днем силы его прибывают. Он заметно раздался в плечах; на руках вздувались тугие бугры мускулов. Поврежденная лодыжка больше не мучила его; он почти перестал хромать. Временами его охватывало неудержимое желание прыгать и бегать, чтобы как-то израсходовать переполнившую его энергию. Он по десять раз на дню взбирался на частокол и подолгу озирал с его высоты пустынную, укрытую толстым ковром снега, безмолвную долину Красной реки.

Нум твердо верил, что при первых же признаках наступления весенних дней Мадаи вернутся в родные пещеры. Он старался представить себе удивление и радость своих соплеменников, когда они увидят его целым и невредимым и узнают, что их Мудрый Старец, которого они, без сомнения, оплакивают как погибшего, жив.

Воображая себе эту встречу, Нум громко смеялся от радости.

Однажды мальчику пришло на ум сделать себе новую меховую одежду: старая становилась узка в плечах и коротка. Нум не был искусным портным; честно говоря, ему до этого дня ни разу не приходилось брать в руки костяную иглу — работа эта считалась у Мадаев сугубо женской. Он трудился в поте лица над плотной, неподатливой оленьей шкурой, прокалывая ее толстой иглой и протаскивая затем сквозь отверстие нитку из сухой бизоньей жилы.

Снаружи, за частоколом, бушевала пурга. Северный ветер, свирепо завывая, гнал над землей мириады колючих снежинок.

Вдруг сквозь вой метели до слуха Нума донесся какой-то новый звук. Мальчик поднял голову и прислушался. Чьи-то заунывно-зловещие голоса то примешивались к непрекращающемуся свисту ветра, то сливались с ним в одну монотонную жалобу.

Стая волков охотилась на опушке Большого леса.

Нум отложил в сторону свое рукоделье и проворно вскарабкался на частокол. Волки были так близко, что он без труда различал их. Хищники бежали рысью по нетронутому снегу. Нум не мог разглядеть, какую добычу они преследуют. Наверное, стая выследила зайца или одного из тех маленьких, похожих на лисичек зверьков, чей белый мех сливается с белизной окружающей местности, делая их почти невидимыми.

Потеряв интерес к происходящему, Нум вернулся в пещеру, уселся поближе к очагу и принялся за прерванную работу.

Между тем голоса хищников становились все явственнее. Никогда еще волки не отваживались подходить так близко к покинутым жилищам Мадаев. Обычно они появлялись только в одиночку или парами, крадучись приближались к пещерам под прикрытием прибрежных валунов и высоких сугробов, обнюхивали частокол с наружной стороны и, помедлив немного, уходили обратно, поджав хвост и прижимаясь брюхом к земле.

Но сегодня хищники, казалось, решили брать пещеру приступом.

Нум снова занял свой наблюдательный пост на гребне частокола, осторожно выглядывая наружу из-за верхушек дубовых кольев.

Нет, волки не преследовали на этот раз никакой добычи. Они бежали прямо к скалистой гряде. Должно быть, голод сильно мучил их, раз звери, забыв о своей привычной осторожности, выбрались из-под защиты деревьев на открытое место, не имея перед собой вспугнутой дичи.

Нум взглянул с тревогой на три небольшие оленьи туши и связку вяленой рыбы, висевшие на шестах у входа в пещеру. Что, если обезумевшим от голода хищникам удастся перескочить через высокую ограду, уничтожить эти скудные припасы и тем обречь Абахо и Нума на голодную смерть?

Испуганный этой мыслью, мальчик снял мясо и рыбу с шестов и перетащил в маленькую кладовку в глубине отцовского жилища. Если положение станет угрожающим, он успеет унести запасы в Священную Пещеру. Затем Нум снова вскарабкался на частокол и, прикрывая лицо от режущего ветра, бросил быстрый взгляд наружу.

Волки с той же скоростью бежали к реке, от которой их теперь отделяло расстояние, равное полету стрелы. Впереди скакал большой волк с седой шкурой, изорванными ушами и облезлым хвостом — матерый зверь, когда-то, по-видимому, обладавший огромной силой. Рядом с ним, стараясь не отставать от старика, бежал совсем небольшой волчонок, прижимавшийся на ходу к тощему боку седого волка. Остальные хищники следовали за ними, выстроившись полукругом, концы которого постепенно вытягивались и смыкались вокруг бегущих впереди.

Нум мгновенно догадался, что происходит. Абахо как-то рассказывал ему, что, когда вожак волчьей стаи становится стар и слаб, стая при отсутствии другой добычи обрекает его на съедение. Судя по всему, именно такая участь ожидала огромного седого волка, бежавшего впереди обезумевшей от голода своры хищников. Теперь уже не он вел за собой эту свору по охотничьей тропе, но сам превратился в добычу изголодавшейся стаи.