Пеший камикадзе, или Уцелевший

— Я хотел сказать, что она сейчас возможно тоже завтракает! — заговорил Песков, оправдываясь.

— Вить, умолкни, ага? — взглянул Медведчук на Пескова, будто пройдясь по нему рентгеном. — Береги силы!

Витька смолчал. Ему не нравились едкие высказывания Игоря похожие на унизительные угрозы, как если бы Игорь в одиночку пережил сильное потрясение, которое по случаю желал пережить всем вокруг и, как бы говорил всем об этом, плюясь в их сторону желчью и оказывая психологическое давление, дабы вызвать необходимое напряжение. Но после того, что случилось у Кожевни Витя перестал фраппировать по этому поводу потому, как тоже побывал в обстановке, по вине которой Медведчук стал избыточно злоречивым. Время от времени, Витька и сам рефлексировал от пережитого ужаса, но в один из дней, кажется, спустя сутки или двое после происшествия, Егор догадался что происходит и высказал совершенно потрясающую, по оценке Виктора, всё объясняющую и ставящую на свои места мысль, которую он запомнил: если бы то, что случилось у Кожевни происходило чаще, чем раз в неделю, раз в две недели или месяц, привыкание наступило бы скоро и нужные рефлексы были бы в тонусе, а единичное событие такого рода без закономерных повторений будет жить в мозгах ещё долго, конечно, у всех людей по разному — у одних, с фантазиями на тему возможных исходов, чаще трагичных, у других — наоборот, что в конце приведёт к полаганию того, что закончилось всё не самым худшим образом благодаря им и теперь им лучше знать кому и когда надо умолкнуть и приберечь силы. Такова была человеческая натура.

Бурят обрушился как гром и молния. Не в плане того, что нежданно — негаданно посреди тёплого вечера, а в том смысле, что именно в такой последовательности. Сначала с всеобъемлющим эхом прогремел над головами его голос подобно густому грому, а затем возникла косая — кривая загогулина на горизонте чуть выше привычного угла зрения, повисшая локтями на перилах второго этажа просторного холла. Это был коренастый ускоглазый мужчина тридцати пяти лет отроду с набитым едой ртом.

— Кто вы, блядь, такие? — прогремел он. — Чо надо?

Медведчук развернулся, на секунду замешкался, не обнаружив позади себя никого.

— Я здесь! Наверху!

Игорь поднял глаза.

— Ты, Бурят? — спросил он.

У перил стояло двое. Оба в неестественных позах, будто им были неприятны собственные руки. А может, они подражали грязным ковбоям из старых итальянских вестернов о Диком Западе, вот — вот готовых схватиться за пистолеты.

— Допустим! — сказал громовержец.

— Надо поговорить, — предложил Медведчук.

— Говори!

— Мы ищем девушку. Её зовут Анжела…

— Подымайтесь, — без промедления предложил метатель грома.

— Я, командир роты батальона «Восток»… — поднявшись на этаж, назвался Медведчук.

— Мне незачем это знать, но я тебя знаю, — равнодушно сказал Бурят.

— «Какой осведомлённый?», — подумал Игорь, но в ответ произнёс совершенно дружелюбное: Хорошо, — сказал он.

В глубине холла второго этажа за низким журнальным столиком на кожаном диване сидела девица и ещё один подручный Бурята. Этот держал руки на коленях, уперев локтями, и тоже топырил пальцы. Игорю стало понятно почему: крепко пахло кислым пивом и прогорклой вяленной рыбой.

— Сразу скажу: с двумя не ляжет! — вроде как по — дружески предупредил Бурят, пренебрежительно оглядев Пескова.

— Мы хотим только поговорить с ней.

— О чём, если не секрет?

— Никакого секрета нет. Мы разыскиваем нашего человека: зовут Егор, у него два протеза. Знаем, что приходил сюда, — Игорь растерянно огляделся, как человек очутившийся на центральной людной улице города — призрака, где — то на просторах Дикого Запада, в окружении довольно приметных персонажей — бандита, бармена, шерифа, шахтёра и шлюхи и стоявшего на дверях внизу, совершенно непонятно каким образом, затесавшегося в их ряды казачка, все из ближайших в городе — тюрьмы, салона, борделя и опиумного притона.

— А! — несдержанно обрадовался Бурят. — Кажется, я знаю! Он был здесь!

— Когда? Вчера? — в ту же секунду спросил Медведчук.

— Нет. Вчера не видел, — Бурят, наконец, вытер жирные руки, взял телефон, набрал номер и приложил трубку к щеке, за которой скрывалось крохотное ухо. — Анжела, поди сюда… Да, сейчас… Давай, говорю, иди! В холле на втором, быстрее! — сказал он, положив трубу среди вороха бумаг, салфеток, бутылок, потрошёной вяленной рыбы, и кивнул. — Пивка?

— Нет. Спасибо, — отказался Медведчук. — Мы спешим.

Через минуту появилась Анжела. Молоденькая девушка, лет двадцати трёх — двадцати пяти, хорошенькая, к тому же уверенная в себе, в коротком платье, на красивых ногах — каблуки.

— Ну, — сказала она Буряту, — чего хотел?

— Вот, люди по твою душу пришли…

Она перевела взгляд на военных.

— Блин, Бурят, какого… Знаешь же: никаких субботников в воскресение?

— Дура! Люди пришли поговорить.

— Поговорить, посмотреть, потрахать — ценник один!

— Не хами! Не последние люди перед тобой.

— Я и не рассчитывала, что такие как вы когда — то переведутся!

— Анжела, — вмешался Медведчук, — мы ищем одного человека. Его зовут Егор, у него необычный протез руки… и ноги — если видела…