Пеший камикадзе, или Уцелевший

Песков повернул ключ в замке зажигания, машина вздрогнула, будто её ударили шокером мощностью шестьдесят тысяч вольт, и завелась. Он выжал педали, перевёл рычаг переключения передач и тронулся с места. Они проехали мимо опрятных магазинов, пустых и не очень довольных жизнью, не процветающих и совсем не зарабатывающих миллионы. Мимо кафе. Мимо вечнозелёного сквера с памятником товарищу Артёму, основателю Донецко — Криворожской республики. Город был красив и ухожен, даже сейчас, после бомбёжек. Для индустриального гиганта чистота улиц, домов и большого числа подобных памятников была на зависть удивительной. Донецк был невероятно красивым, за что горожане с любовью прозвали его «городом роз и стали». Вскоре они проскочили поворот во двор городской больницы, в которой работала Белоцерковская. Машины Михалыча стояла перед будкой охранника, у самых ворот, но его самого по близости видно не было. Они свернули во двор, по — соседству с тем, в котором брали четверых россиян в прошлом году, прокатились мимо скамеек под унылыми подъездами и остановились на том самом месте, где располагались с утра. Игорь не стал выносить карту, да и сам остался в машине.

Михалыч постучал и приоткрыл дверь, осторожно потянув за ручку.

— Добрый день, — сунул он голову в створ. — Мария Андреевна? Разрешите?

— Проходите, — сказала Белоцерковская, — присаживайтесь.

Оглядевшись, он переступил порог, приблизился к столу и опустился на стул.

— Что вас беспокоит? — не глядя, спросила Белоцерковская, продолжая заполнять какие — то документы.

— Один вопрос.

— Какой именно? — Мария подняла удивленные глаза.

— Егор Бис вам знаком?

«Как же легко её было прочесть», — подумал Михалыч: в её красивых и печальных глазах появился мгновенный испуг.

— Что с ним? Он нашёлся? — спросила она.

— Нет, — сообщил незнакомец. — Видимо, для вас не секрет, что он пропал?

— Нет. Это я позвонила, когда пыталась его разыскать… — она отыскала глазами запись в раскрытом блокноте, лежавшем выше документов что она заполняла, — сначала его сослуживцу Виктору Пескову, затем Игорю Медведчуку. Вероятно, и для вас не секрет: по какой причине?

— Нет, — сказал Михалыч, — не секрет. Но без деталей, — он опустил глаза и выставил перед собой раскрытую ладонь, вроде блока, как бы заранее извиняясь. — А мне нужны именно они, детали. Их мне хотелось бы услышать лично от вас.

— Спрашивайте. Что именно вас интересует?

— Как вы с ним познакомились? — не церемонясь, спросил Михалыч.

— Я с ним не знакомилась.

— Тогда как вышло, что он назначил вам свидание?

— Свидание? — улыбнулась она умными глазами. — Это должно было быть не свидание.

— А как это сегодня называется?

— Егор пригласил меня на ужин.

— Это разве не одно и тоже?

— Нет, — коротко отрезала она.

— Выходит, я могу пригласить вас на свидание, выдав его за ужин, и вы согласитесь?

— Ни за что, — протестуя, смущённо сказала Мария, приподняв подчеркнуто хрупкие плечи, всем свои видом продемонстрировав абсурдность предположения и в то же время свою беззащитность.

Михалыч это заметил. Это нельзя было не заметить. Невозможно. Связь расправленных плеч и прямой спины с чувством опасности и безопасности была хорошо известна не только психиатрам и психологам, но и Михалычу. Неслучайно человека, оказавшегося в некомфортных, стрессовых условиях находили поникшим, сломленным и даже подавленным. При диаметрально противоположных обстоятельствах человек ходил ровно и с гордо поднятой головой. Быть сутулым победителем казалось такой же нелепостью, как и печалиться с хорошей осанкой. Михалыч знал, как это проверяется: требовалось распрямить спину, высоко поднять подбородок и подумать о чём — то плохом или наоборот, чему — то сильно обрадоваться с опущенными плечами и понурой головой. Фокус заключался в том, что это можно контролировать сознательно, а подсознательно нельзя. Чтобы заметить в каком настроении человек требовалось быть чуточку внимательнее — оценить состояние плеч и действовать в соответствии с полученной невербальной информацией.

Оба замолчали.

— Кажется, мы зашли в тупик? — сказал Михалыч.

— Совсем нет. Вы зашли в мой кабинет, — вдруг решительно заявила Мария.

Он догадался: наступило время представиться и ему, но не буквально, не называя своего имени или фамилии, не называясь кто он такой и что здесь делает.

— Мария, мы с Егором близкие друзья, — начал он. — Мы вместе служили в спецназе, вместе воевали… Общего у нас даже больше — мы земляки. Егор мне не безразличен, и я хочу его найти. Но мне не справиться без вашей помощи. Возможно, мои вопросы кажутся вам неприятными, неудобными, непристойными и даже чуточку провокационными, но без них мне не составить чёткой картины произошедшего, которая возможно поможет продвинуться вперёд, понять, где искать и что вообще произошло. Постарайтесь меня понять?

Несмотря на толковое представление Михалычем своих намерений, Мария Белоцерковская только сильнее насторожилась.

— Где вы познакомились с Егором? — спросила она.

Михалычу не пришлось тягостно или мучительно напрягать память, чтобы вспомнить.