Пеший камикадзе, или Уцелевший

При близком знакомстве старухи показались Аллагову на одно лицо, но почти сразу обнаружились и некоторые отличия. Всё — таки, одна была старше, а другая — тоньше. Но и общего у них оказалось немало. Сморщенные шеи, тонкие губы, взбитые седые волосы. Они тоже уважительно приветствовали Мусу, поскольку были из того поколения, которое не разделяло людей по национальному признаку, любило армию и кое — что знало о ней, ведь Аллагов был облачён в камуфлированные брюки, а на боку имелся пистолет. Вероятно, их мужьям или братьям, а может, сыновьям довелось носить военную форму. Армия победившая фашизм в священной войне всё ещё являлась историческим наследием огромной многонациональной страны. Наконец обернувшись, Аллагов бросил цепкий взгляд на торгашей в грязной униформе и на товар, который нельзя было разглядеть под грубой материей.

— Чем торгуем? — спросил Аллагов, приблизившись к людям в камуфляже, зачерпнув из мешка ещё одну пригоршню семян.

— Ничем полезным, — сказал Шлыков, — чепухой всякой.

Муса повернулся к женщине и попросил продать стакан.

— Чепухой? — переспросил он, бросив цепкий взгляд на ботинки Штыка. — Покажи, заценю, вдруг пригодиться? Деньги есть, если что.

— Ты из ментов? — спросил Шлыков, сверля незнакомца злыми глазами.

— Нет. Из другой запрещённой в РФ организации.

— Из какой?

— Не важно. Уверен, скажи я тебе, ты бы расхотел это знать, — Муса раздавил семечку, пропустил скорлупу между пальцев и отправил ядро в рот.

— Тебе это точно не нужно, — сказал Шлыков.

— Эй, покажи уже!

Помедлив, Шлыков наконец откинул край мешковины, оголив часть одного из протезов.

— Откуда у тебя это? — спросил Муса.

— От верблюда!

Аллагов присмотрелся к протезам и продавцам.

— А хозяин где? — отправил он очередную семечку в рот.

— В Караганде, — жёстко ответил Штык. — Берёшь — бери, — запахнул он товар, — а нет — отвали!

— Зачем так говоришь? Сколько стоит? — сплюнул Аллагов кожуру на землю, заметно злясь.

— Миллион.

— Эй, нет. Миллион он в магазине стоит, новый. — Аллагов откинул покрывало целиком и увидел кроме протеза ноги ещё искусственную руку. — За двести тысяч оба возьму. Это хорошие деньги. Соглашайся.

— Пятьсот!

— Двести. Больше тебе никто не даст здесь.

Шлыков замер в замешательстве, тяжело раздумывая. Конечно, ему хотелось продать протезы подороже, но и поскорей от них избавиться ему хотелось не меньше. В уме появились сомнения: будут ли другие желающие? Товар ведь был специфическим. Шлыков понимающе кивнул и ничего не сказал.

— Идём, деньги в машине, — мотнул Муса головой и направился к дороге.

Ополченцы переглянулись. Шлыков сграбастал протезы и ринулся вслед за чеченцем, за ним поспешил и Суслов.

По пути к машине Аллагов за минуту побывал в трёх разных «измерениях»: недоумении, прозрении и ненависти. За эту минуту его бросило в холод, обожгло кипятком и пробил озноб. Двери машины распахнулись и из машины вышли трое. Шлыков вдруг решил, что он где — то допустил ошибку, но его ноги продолжали идти вперёд не в силах остановиться. Не подав вида, Аллагов развернулся и нанёс в лицо Шлыкову удар такой силы, от которого Штык, будто клинок, вонзился головой в землю, раскинув руки по сторонам. Минуту лежал неподвижно распахнутый как книга, потом закашлялся, перевалился на бок и сплюнул на землю, пустив на асфальт вязкую нитку кровавых слюней. Шудди, не раздумывая, ударил второго, который в момент удара зажмурил глаза, казалось, потеряв сознание ещё до прикосновения.

Чеченцы всегда были крайне проницательны. Подмечать, угадывать желания и помыслы людей для них не было магией или даром богов, это было результатом развития личности, позволяющий видеть реальную картину и скрытые мотивы и прогнозировать дальнейший ход событий в зависимости от множества факторов. В принципе строгие, умные и рассудительные люди встречались среди различных этнических групп, населяющих Кавказ. Каких — то сильных отличий не существовало. И всё же наиболее яркими представителями народов Северного Кавказа считались чеченцы. Стало ли это возможным в силу произошедших на Кавказе двух чеченских войн или нет — вопросом являлось риторическим и по — прежнему животрепещущим. Но так случилось, что восприятие собственной жизни каждого из них проходило сквозь призму отождествления себя органической частью родовой общины, коллектива, тэйпа, что давало ощущение мощной поддержки и взаимовыручки, и вместе с тем гиперчувствительности действий и поступков.

— Шудди, Аслан, грузим этих в багажник! Свяжите им руки. Иса, подбери свёрток! — приказал Аллагов. — Едем. По пути всё объясню!

Машина взвизгнула тормозами и сорвалась с места, Ас разбитым лицом налетел на острое колено Штыка в просторном девятисотлитровом багажнике внедорожника и отключился, что в действительности могло только облегчить неприятную поездку.

На втором этаже собрались в основном старики. Игнорируя всякую очередь, Михалыч решительным шагом направился прямиком в дверь.

— Мужчина, — прогремел низкий женский голос.

— Это вы мне? — удивлённо сказал Михалыч, обернувшись.