Пеший камикадзе, или Уцелевший

Только из двух помещений подвала исходил искусственный свет, не считая центрального прохода, чьё освещение было достаточным лишь для того, чтобы случайно не свернуть себе шею. Из первой комнаты свет исходил ослепительным неприятным сиянием обжигающим глаза, какой часто можно видеть в кинофильмах, где отворялась дверь рая, из света появлялся апостол Пётр и спрашивал входной «билет»; а из другой и вовсе — быстрыми беспорядочными вспышками, как от светодиодного стробоскопа на дискотеке. Проходя мимо, из любопытства и в то же время из страха Суслов бросил косой осторожный взгляд — внутри колючего света люди двигались словно монстры или зомби, демонстрируя смену странных и неестественных поз. Жадными глазами Суслов заметил людей в военной одежде и тех, что были без неё. Без одежды. Совершенно обнажённых. Нагой пленник из первой комнаты был привязан к стулу, пленник из второй — располагался в секционном кресле по три сидения, какие Суслов встречал в поселковом доме культуры, где родился и вырос. После этих вспышек Суслов на минуту ослеп — в глазах мерцало и подрагивало, а больше разглядывать было и нечего. Проёмы других комнат зияли чёрной пустотой, а в дальнем конце коридора в одной из таких комнат яростно тарахтел генератор. Суслова накрыло волной отчаяния.

— Я всё расскажу! — обернувшись, сказал он конвоиру.

— Не вздумай, тебя убьют! — предостерёг Шлыков.

— Конечно, расскажешь, — уверенно сказал конвоир, — посиди пока здесь, — и втолкнул его в тёмную комнату.

Суслов запнулся через порог и свалился на сырой мягкий пол. Отыскал наощупь колючую стену, навалился спиной, подтянул к себе ноги и постарался успокоиться. Немного привыкнув к темноте, разглядел в комнате самодельную мебель, сколоченную из брёвен и досок и поначалу приободрился, но вскоре заметил распятого на них человека и наконец понял, что перед ним деревянные козлы для пыток. Он обхватил колени и уткнулся лицом. Время замедлилось. Он не мог угадать к какой оно вело его катастрофе, но то, что она неминуема у него не осталось сомнений. Суслов крепко стиснул себя руками и зажмурился — в эту минуту часы и вовсе остановились. В подвале время всегда текло медленнее, чем на верхних этажах здания.

«Чего не хватало дураку? — всхлипывал он в темноте. — Жил бы сейчас по — старому: выпивал по чуть — чуть, разводил в сарае голубей, вышивал бисером иконы, те что остались от набожной мамаши — у надломленного человека, — каким Алёша себя считал, — проживающего скромную жизнь время текло спокойно», — с завистью вспомнил он.

— С кого начнёшь? — спросил охранник, задрав на лоб нижний край маски и прикурив сигарету.

— С блаженного, — сказал Аллагов. — Второй пусть пропитается атмосферой — больно дерзкий…

— Начни в рыжего, доун. Когда спускались он клялся всё честно рассказать, — согласился охранник. — Борман освободит допросную и сможешь начать.

— Сколько у вас здесь народу? — спросил Муса, говоря о задержанных.

— Трое. Два диверсанта из ВСУ — Борман сейчас колит. И информатор СБУ — уже сознался.

— Почему не в МГБ?

— Должны забрать, ждём.

Муса кивнул:

— Наверху подожду?

— Без проблем. Я сообщу, когда Борман закончит, — сказал надзиратель.

Аллагов прихватил со стола фонарь и отправился к выходу.

Вася Штык впервые за всю свою арестантскую жизни оказался в «одиночке» без двери. В соседних апартаментах то же без двери как сумасшедший грохотал генератор. Исследуя свой каземат в кромешной темноте он свалился в нишу в земле, на дне которой обнаружил штыковую лопату. О том, что это была недорытая могила Шлыкову даже не пришло в голову, а вот наличие лопаты приободрило. Ему удалось перетереть пластиковые стяжки на запястьях о заточенный край стального лотка лопаты, а ближе к полуночи, когда пошёл дождь, забарабанивший по крыше с пугающей силой, Василий настолько окреп духом, что стал следить через проём за передвижениями охраны по коридору, помышляя напасть на них, застигнув врасплох, и всех перебить. Но наброситься не получалось. Вскоре вместе с охранником с верхнего этажа вернулась и троица похитителей. С ними не оказалось того, кто волок Шлыкова из багажника, но был другой, тот, что залепил ему ботинком. Троица остановилась у стола, за которым сидел ещё один надзиратель, и шумно осудила внезапно начавшийся ливень, сбивая капли дождя с одежды, правда, в следующую минуту они уже осыпали похвалами поздний ужин в какой — то придорожном кафе, где ели потрясающий шашлык и шурпу. Чеченцы вели себя так, словно бояться им было нечего — оценил их поведение Штык — враг был сыт, беспечен, и Шлыков накапливал силы.

Неожиданно и громко зазвучала музыка. Лезгинка из приёмника для того, чтобы глушить вопли пытаемых жертв, от которых звенело в ушах, как предположил Штык, оказалась мелодией мобильного звонка. Аллагов выловил из кармана телефон. Звонил командир чеченской роты Бероев.

— Ты где? — спросил Тимур, в голосе которого прозвучало беспокойство.

— На подвале, — коротко ответил Муса. — В чём дело?

— Что там забыл? — последовал очередной вопрос командира.