Пеший камикадзе, или Уцелевший

— Проверяю одну информацию… Зачем звонишь? Случилось чего?

— Ничего не случилось, — успокоил тот. — У меня был командир «Медведей», Игорь Медведчук, интересовался твоей тачкой «три девятки».

— Что ты ему сказал?

— Как есть сказал, доун, — признался Тимур.

— Плохо, — на лице Мусы появилась гримаса недовольства.

— Почему?

— Пока не знаю. Скажу позже, когда выясню.

— Нет, скажи сейчас. Что там у вас случилось?

Эти слова привели Аллагова в мгновенное бешенство.

— Сказал же — позже! — повторил он неуважительно и отключил телефон.

— Веди блаженного, — приказал Муса надзирателю.

Алексей Павлович Суслов, тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения, уроженец села Пески Ясиноватского района Донецкой области Украины, стрелок отряда «Орки», позывной «Ас», с первых минут допроса искренне раскаялся и чистосердечно признался в содеянном. Многое из его рассказа не соответствовало правде, но Суслов не врал, он логически достраивал события, потому что не помнил и половины из того, что случилось за последние пару дней. Делал он это из соображений безопасности, чувствуя исходившую от дознавателей угрозу, а ему невыносима была сама мысль о том, что его будут бить, и уж тем более, не приведи Господь, пытать, доставляя нестерпимые муки. Ведь это было против существующих нравственных принципов и норм морали. На все вопросы Алексей предпочёл отвечать честно, без лукавства — признался, что протезы, которые лежали перед ним, принадлежали калеке из роты, которая дислоцировалась на улице Взлётной в доме номер одиннадцать. Там же, где имел локацию отряд «Орки». Кем был калека — Суслов не знал, имени его назвать не смог, личной неприязни не испытывал, действовал в состоянии помутнения разума и по принуждению. Казалось, Суслов и сейчас пребывал в неясном сознании, рассказывая весьма противоестественные вещи. И то, что он поведал было не менее противоестественным, чем вспарывание живота или скальпировка дикаря. Однако рассказ о том, где и как расправлялись с калекой даже у искушённого Бормана вызвал аффективно — шоковую реакцию. В конце концов, когда Суслов не смог назвать ни района, ни адреса ужасного дома, где в шахте лифта томился человек, нервы главного палача подвала не выдержали и руки сами совершили над пленником чрезмерное физическое действие, в результате которого Ас оказался без чувств.

Придя в сознание, в котором он не рассчитывал встретиться с Борманом настолько быстро, Суслов заплакал.

— Когда это случилось? — спросил Аллагов. — Когда ты напал на русского?

— Вчера… Или позавчера, — зашмыгал Суслов. — Не помню.

— Едем в город? — предложил Муса. — Может увидишь, вспомнишь?

— Не вспомню! Я был пьян… Спросите Штыка, если не верите!

— Кого?

От невероятно дикой истории, поведанной пленным ополченцем, Аллагов напрочь забыл про асовского подельника.

— Васю Шлыкова, моего напарника, — робко сказал Суслов. — Это он всё придумал. Его был план.

Сидя в темноте одиночной камеры без двери и замка, Шлыков готовился дать захватчикам решительный отпор, когда те явятся за ним. Но они не шли и Шлыков нервничал. С лопатой в руках он передумал кучу мыслей, прокрутил в голове десяток сценариев и пришёл к выводу, что идя на прорыв первым, он рисковал утратить внезапность, а последующие шаги вообще не мог представить или те казались ему крайне необдуманными. Был лишь один вариант, который предлагал хоть какую — то надежду на спасение — дождавшись в камере момента, когда за ним придёт охранник, внезапно напасть на него, завладеть огнестрельным оружием и с помощью него пробиться наверх. Таким был у Шлыкова единственный план. В реальности Василий не был тактическим гением или опасным наёмником, но суровая жизнь на зоне научила его осторожности и критическому мышлению, а базовым инстинктом всегда выступал инстинкт самосохранения.