— Вы так говорите из-за Егора? — поинтересовался Медведчук.
— Почему так решили?
— Не знаю, — смутился Игорь. — Так подумалось.
— Отчасти, вы, наверное, правы, — внимательно посмотрела она в ответ. — После смерти мужа я стала иначе относиться к «больным» поступающим с мест, где рвутся снаряды и есть линия фронта, где люди стали чужими для своих, где умирают невинные дети, где мучают и истязают, и распространяют свою ненависть на всё вокруг. Как долго такое положение дел будет сохраняться?
— Думаю, что ещё довольно долго. Стоит смириться с тем, что больных с огнестрельными и осколочными ранениями, травматическим отрывом конечностей и контузиями станет больше, чем с температурой и ОРВИ… Как состояние Егора?
— Врачи стабилизировали состояние, какое — то время он пробудет в коме, — она бросила сигарету в урну и также поспешно направилась в отделение, где её ждали неотложные дела или где она могла укрыться от неудобных вопросов.
Игорь поспешил следом, но у крыльца одумался и уселся на ступени где некогда сидел Аллагов.
— Не доверяю я больницам, — появился Песков, околачивающийся у машины. — Что она сказала? Как Егор?
— Сказала, что состояние стабилизировали.
— Свежо придание, да верится с трудом… Я давно убедился, что у нас не медицина, а имитация здравоохранения.
Медведчук тоскливо смерил Пескова взглядом.
— Врачи, как блогеры, такие же специалисты во всём, — продолжил он размышлять, — а по факту занимаются фейковой деятельностью.
— Что ты можешь знать об этом? — сказал Игорь.
— Знаю. Они же не с неба упали, а из наших медВУЗов вышли и работают не лучше, чем учили — образование и подготовка, отношение к делу везде примерно одинаковое. Они так привыкли.
— Ты не знаешь этого. Прошли реформы, закупили оборудование.
— А толку? Оборудование купили, а человека не научили? Железо остаётся железом, если обучение не является главной задачей. Нет, не будет толку. Будет только хуже. У меня приятель в реанимации умер от двухстороннего воспаления легких в марте этого года. Двадцать четыре ему было. За три дня до смерти привезли на скорой в такое же приёмное отделение, а там его развернули, сказали, что оснований для госпитализации нет. Разве это не пиздец? Разве так должна работать медицина?
— У нас достаточно грамотных врачей.
— Ага, может у Егора спросим? Он то расскажет как и что!
— Очнётся — спросим, — согласился Медведчук.
— Тогда и посмотрим, — прищурив глаз, кивнул Песков.
Врачи вывели Егора из комы через три дня на четвёртый. День, когда он самостоятельно задышал, был тёплым и ясным, обстановка в Донецке оставалась стабильной. Коммунальные и экстренные службы работали штатно. На городские маршруты в обычном режиме вышли автобусы и трамваи. Сбоев в работе систем жизнеобеспечения города не было. На протяжении ночи за границами города гремели раскаты далёких разрывов, но к утру все выдохлись. А с раннего утра ополченцы «Кальмиуса» пошли штурмом на воинскую часть Внутренних войск МВД Украины на улице Щорса в Кировском районе Донецка. По сведениям республиканского МГБ в части находилось довольно большое количество оружия и боеприпасов, но военные сдать его не пожелали и ополченцы пошли на штурм.
Едва Медведчуку стало известно о состоянии Биса, он тут же заявился в больницу.
— Можно к нему? — спросил Игорь Белоцерковскую.
— Он пока очень слаб, подождите пару дней.
— Не могу ждать, очень важный человек на телефоне.
— Жена? — догадалась Мария.
— Она.
— Две минуты! — нахмурив брови, согласилась Мария.
— Спасибо.
— Халат возьмите! — бросила она вдогонку.
Уже в палате Игорь набрал номер Кати.
— Катя, Егор в сознании, но он спит. Будить нельзя. Но я не знаю, когда смогу оказаться у него в другой раз…
— Положите трубку к его уху и дайте мне пять минут.
— Врачи разрешили только две. Минуты.
— Хорошо, значит, две.
Игорь осторожно подложил телефонную трубку к уху на подушку, чтобы Егор мог слышать её голос.
— Это твоя Катя, — в полтона сказал он, — поговори с ней.
Бис при этом не повёл и бровью, а имя Кати, если и пронеслось сквозь сознание, то — как падающая звезда через полнеба — не заметно.