В трубке шелестел ветер и Игорь кричал, вероятно думая, что его плохо слышно.
— Как самочувствие?
— Удовлетворительное.
— Я заезжал утром.
— Я знаю.
— Значит, ты уже примерил подарки?
— Да, — Бис взглянул на бионическую кисть, — они на мне. Спасибо за одежду и протезы. Я искренне тронут.
— О чём разговор. Я по — прежнему наблюдаю у себя расстройство мышления с болезненными устойчивыми представлениями, в которых непоколебимо убеждён и которые не поддаются коррекции — никогда не бросай братишку, помнишь?
— Как забудешь: никогда не бросай братишку, — улыбнулся Егор, повторив слова как мантру.
— Если тебе что — то нужно, говори. Завтра заеду, завезу.
— Не нужно. Я сам уже еду в батальон.
— Тебя выписали? — опешил Игорь. — Врачи ни полслова не сказали, даже не намекнули, суки!
Эмоциональный выпад Медведчука в адрес врачей вызвал у Биса улыбку.
— Чего ждать от людей, которые не в состоянии прочесть собственный почерк. Но они не причём, я сам выписался, — признался Егор. — Еду на встречу с комбатом. Ты можешь подъехать?
— Что случилось, Егор?
— Ничего такого, из-за чего стоит беспокоиться. Есть что обсудить, но это не телефонный разговор. Так ты сможешь подъехать?
— Конечно. Ты на месте?
— Буду через десять минут.
— Мне понадобится немного больше времени, дождёшься?
— Дождусь.
— Отлично. Тогда до встречи, — отбил Игорь звонок, вместе с которым исчез и шум ветра.
В батальоне «восточных» текла привычная размеренная жизнь. Егор поднялся в расположение «медведей», прошёлся по длинному затемнённому коридору мимо жилых комнат личного состава роты, приоткрыл дверь офицерского кабинета, который как и ожидалось оказался пустым. Егор решил дожидаться в чайной комнате, где принимали пищу. Включил чайник, налил себе кипятка, взял печенье, открыл чью — то книгу, приготовившись убить время. Взглянул на часы. Двадцать две минуты двенадцатого. Медведчук должен был появиться с минуты на минуту. Бис покрутил книгу в руках. Её название и автор были ему неизвестны. Такое интересное время наступило, подумал он, когда за написанием текстов в погоне за писательской славой можно застать любого, кому удаётся к подлежащему и сказуемому в одном предложении присоединить хотя бы парочку прилагательных. Если не читать, оценить книгу можно по книжной обложке, как человека по одёжке. У экземпляра в руках Егора она была глянцевой, из мягкого картона, современной и иллюстрированной. Прошло время, когда шрифт был главным героем переплёта, название и имя автора печатали крупным кеглем, а внимание читателя привлекали духовным и интеллектуальным знанием мира, представленным через персонаж, как утверждал Исаак Бабель. Большинство сегодняшних книг были призваны оболванить читателя, были книгами, с которыми не надо думать. Мудрость той, что попала в руки отображала иллюстрация титульного листа, где через портал или дыру, нарушая временные пространства, прорывался крепкий парень в тельняшке и с автоматом. Чтиво относилось к популярному жанру фантастики про попаданцев — героев, путешествующих из одного времени в другое, из настоящего в прошлое или будущее. И наоборот.
— Вот ты где? — воскликнул Игорь, заглянув в комнату, он приветственно распростёр объятья и осторожно заключил в них Егора. — Совсем как новенький! — добавил он, внимательно оглядев Егора сверху донизу.
— Спасибо за форму, такой у меня ещё не было.
— Брось!
Оба уселись на табуреты.
— Чаю будешь? — предложил Егор.
— Не откажусь.
Егор поставил чистую кружку и налил в неё кипятка.
— Не вериться, что пару дней назад ты ещё был в коме! — сказал Игорь, радуясь переменам.
— Я ни один их этих дней не помню.
— Ну, класс! Класс, что ты здесь!
Бис улыбался как из кривого зеркала.
— Ну, говори, о чём ты хотел поговорить? И что хочешь от комбата?
Егор смутился, прокашлялся в кулак. Улыбка исчезла с его лица и оно стало измученным и исхудавшим.
— Хочу кое в чём признаться и это может тебе не понравиться?
— В чём признаться? — удивился Медведчук.
— Я приехал сюда умереть. С самого начала ехал умереть здесь.
Медведчук вопросительно нахмурил брови.
— Не понимаю.
— Думая, что здесь война, я рассчитывал таким образом покончить с жизнью.
— И что побудило тебя на это?
— Личные обстоятельства, — нехотя сказал Бис.
Игорь молчал.
— Удивлён? — снова спросил Бис, воспользовавшись замешательством.
— Не удивлён. Скорее, обескуражен, — признался Игорь.
Егор не спешил что — либо объяснять, предлагая собеседнику высказаться, но Игорь не торопился с выводами.
— Ты ведь и правда мог умереть. Едва не умер.
Бис мотнул головой, соглашаясь.
— Когда я сюда приехал, подумал: то, что надо; отличное место, чтобы умереть; за этим я здесь, — признался Егор, глядя Медведчуку в глаза, — но видишь, чем всё обернулось? И я рад, что этого не случилось. Я вдруг понял каким божественным даром обладает человек способный что — либо полюбить и самоотверженно этому служить, жертвуя ради этого жизнью? И какой ничтожной может быть жизнь лишённая этого дара? Какой адовой пустынею кажется жизнь без любви… И вот, поняв это, я решил уехать, — признался Егор.