Пеший камикадзе, или Уцелевший

— Маша, Маш, слышишь? — неожиданно заговорил тот в ладони. — Алло! Алло! — оказалось, связанными руками он прижимал к уху телефон, будто прятал его от всего мира или скрывал, что звонил из подвала на далёкий красный Марс, где связь была с серьёзными помехами. — Ты слышишь меня?.. деньги? деньги?.. удалось собрать?.. — кричал пленник, стыдясь произносимого и кивая грязной головой. — Что?.. Нет? Нет… — сказал он без возмущения, и, казалось, даже с горьким облегчением, переспросив. — Сколько? Сто?.. — с мольбой в глазах посмотрел он на пьяного. — Миллион сто! — передал он ему слова из телефона.

— Сказано было: два! Торговаться вздумал?!

Егор вышел.

— Это и есть Борман? Кто он? — спросил Егор морпеха.

— Наш дознаватель! — с гордостью сказал тот. — Бывший чекист — нелегал, подполковник в отставке… В две тысячи пятом, в Ираке джихадистов пытал… В десятом, в Кении — пиратов, на военно — морской базе ВМС в Момбасе…

— Кого ты слушаешь?! — вмешался Голиаф, услышав рассказ морпеха, выходя из соседней комнаты с куском колбасы и хлеба. — Прапор он, в донецком управлении сидел в дежурке, шлагбаум поднимал! Должны были уволить за пьянство — уже документы ждал, но Майдан начался, а документы по пути потеряли… — Голиаф играючи не всерьёз замахнулся своей огромной рукой на морпеха, как если бы хотел отвесить ему несомненно летального щелбана. — Контрразведчик, блядь, нелегал!.. Ладно этот алкаш болтает, ты чего повторяешь? — морпех виновато смутился, почесав за ухом. — Поэтому он здесь, на складе, вместе с тобой, а не в медведевской роте. Медведчук не знает за его службу в Ираке — язык давно бы болтуну подрезал!

— А для кого здесь так много минералки? — спросил Бис.

— Для «воте — р–бординга», — роняя изо рта жёванное, произнёс Голиаф, — …пытка такая — водой. Через нос вливают… «Альфа» в Ираке подсмотрели!

В ходе осмотра подвала стало ясно, что пленниками Бормана были ещё трое мужчин. Все они казались гражданскими и никак не походили на вражеских диверсантов, — кем их представил морпех, — что позже было опровергнуто самим Тутыром.

— Этот воровал из фонда «Спасение» уважаемого предпринимателя Василия Мамчика, — вёл экскурсию Тутыр в свете ручного фонаря. — А этот, директор — передовик шахты «Воля». Завтра передадим тебя на «подвал МГБ», — сказал Тутыр, обращаясь к директору шахты, — где тебе предъявят обвинение в незаконном хранении оружия и подделке документов.

— Это ошибка, — обессилено выдавил из себя шахтер, словно истратив все человеческие силы это доказывая. — У меня никогда не было оружия.

— Будет! — пообещал Тутыр шахтёрскому начальнику, представляя следующего. — А этот военный преступник — вор! Поднял арендную плату для предпринимателей своего рынке…

— Я же поднял аренду по вашему совету! Для того, чтобы было чем платить налог в банк ДНР! — возмутился вор с лохмотьями пищевой плёнки на шее.

— Врёшь! Ты обворовывал население! С подельниками похитил жену предпринимателя Яненко.

— Нет! — зарыдал директор рынка. — Я не делал этого!

Не сразу Егор признал в замордованном человеке того, чья секретарша приглянулась ему в первый день налоговых сборов. Даже Егор понимал, что не существовало таких обстоятельств, при которых этот слабый, без воли человек, директор рынка, мог похитить другого.

— В соответствии с Положением о военных трибуналах, утверждённым Указом Президиума Верховного Совета СССР… — произнёс Тутыр слова, которые никак не умещались в его рот, — …от двадцать второго июня сорок первого года, на «подвале», за воровство, мародёрство и похищение людей будешь приговорён к смертной казни через расстрел…

С Егором едва не случился когнитивный диссонанс, словно он оказался в тридцать седьмом году, в самом аду — в подвале НКВД.

— Тутыр, что мы тут делаем? — спросил наконец Егор. — С какой целью здесь?

— Директор нашего рынка хотел раскаяться в содеянном, — сказал он в ответ. — А цель наша — защита ДНР от её врагов! Ты, что, забыл зачем ты тут?

— Это всё неправильно, Инал…

— Если тебе надо на воздух, можешь подняться, — оборвал он Биса.

Егор вышел в коридор, уже не раздумывая — уйти или остаться, как вдруг показалось, что в комнате напротив, в темноте, прятали женщину. Она беззвучно плакала. Егор ни за что не узнал бы и этого, если бы дознаватель не заговорил с ней в полумраке.

— Я вам очень сочувствую, — тихо сказал он. — Мне неприятно, что вам приходиться здесь находится. Правда! Что я могу сделать в такой ситуации для вас? Вы — голодны? Хотите, поесть? Или может быть — водки?

— Отпустите меня, пожалуйста, — заплакала она. — Почему я здесь? Что вы хотите от меня? Что мне сделать, чтобы меня отпустили?

Через пару секунд тишины из полутьмы раздался жуткий крик:

— Да, ты, ёбаная блядь, можешь только сдохнуть здесь! Сдохнуть, ты слышишь? Поняла?!

— Что мне сделать?.. отпустите меня? — рыдала она.

— Я сказал: сдохнуть! Ну, раз, ты, такая умная — можешь у меня отсосать перед смертью… — пуще прежнего заорал Борман, — …тупая ты пизда!

— Ну всё, сука! — крикнул кто — то кому — то истошно. — Тащите сюда воду!