Геннадий Кривицкий был старшим прапорщиком, крепкий и невысокий к тридцати трём годам имел на половину седую голову. Разговаривал сиплым непривычно громким голосом, будто по привычке начальствовал над нарядом по солдатской столовой, стараясь перекричать грохот и звон кастрюль и железной посуды. Во время штурма Грозного прапорщик Кривицкий был старшим поваром и служил в роте материального и технического обеспечения. Но, однажды, по причине мало кому известной, был переведён на техническую должность в инженерно–сапёрную, водителем водомётной машины. Всё, что Бису было известно об этом являлось разными домыслами и слухами, проверить которые он не спешил, в этой командировке Бис оказался с Кривицким впервые и времени для душевных разговоров не было. То, что было Бису известно, хватило, чтобы держать дистанцию: во время штурма Грозненского консервного завода на территорию тылового пункта управления прилетел снаряд и разорвался рядом с полевой кухней, у которой кашеварил старший повар Кривицкий. Сам он от взрыва не пострадал, отделался ушибом, сильнее пострадало его эго, вследствие чего страх и злость несколько дней он лечил водкой, а ярость выместил на начальнике продовольственной службы, подполковнике, за что был разжалован в техники и сослан к сапёрам. 'Знаете, на чём я всех вертел? – часто повторял он. – Вот именно! – в своём гневе Кривицкий был чаще смешон, чем ужасен. – Я своё отслужил. Какие фугасы? Я повар. Мне фугасы на хрен не сдались, я не умею их готовить. Если что, мне выслуги хватает, чтобы всех вас на хуй послать, так что отвалите', – хвастался он своим дембельским статусом и двадцатилетней льготной выслугой. Как профессиональному повару, Кривицкому выпало приготовить на всю роту окорока и гарниры. Егору Бису, притащившему в расположение роты бродячую псину – готовка собаки. Бис не возражал, не противился этому, он был противником винегрета от Кубрикова.
Собака неизвестной породы сидела во дворе на привязи и тяжело дышала, выглядела старой и побитой, как мокрое облезлое чучело. С возрастом животного мясо становилось грубее за счёт утолщения одних мышечных волокон, и увеличения и упрочнения доли других, но какое это имело значение, если это было мясо животного, а мясо на войне, как известно, дефицит.
Для убийства и разделки животного, Бис призвал помощников.
– Мясо – это источник белка, – принялся он рассказывать, чтобы занять свой язык наравне с руками. – В мясе его почти двадцать процентов. А ещё много минералов – фосфаты калия, кальция, магния… В основном все они содержатся в печени животного и в крови. Но, печень мы есть не будем, и кровь пить – тоже.
– Почему? – спросил один из помощников.
– Кулешов, ты собаку видел?
Кулешов кивнул.
– И что ты видел?
– Собака. Белая. Не овчарка, – доложил ефрейтор Максим Кулешов.
– Собака старая, печень не свежая, – сказал в ответ старший лейтенант.
– Откуда вы это знаете? – спросил второй.
– В школе биологию любил, – отшутился Бис. – Мечтал стоматологом стать.
– Я к биологии ещё ничего, а вот химию никогда не любил. Прогуливал, если только на химии что–нибудь не взрывали, – признался Сурков.
– В школе я неплохо ладил с этими предметами, выиграл пару олимпиад, – похвастался Бис. – Взрывчаткой не интересовался, даже когда понял, что благодаря химии и математике можно что–то подорвать. А в военном училище едва не завалил экзамен по инженерной подготовке, не зная куда приладить накладной заряд, чтобы подорвать железную дверь. И вот, жизнь круто переменилась и теперь я сапёр.
– А я биологию вообще не любил, а химию просто ненавидел.
– Пригодилась вам биология? – спросил рядовой Сурков.
– Когда?
– Когда стоматологом стали?
– Каким стоматологом? Сурков, правда, ты как одноимённый зверёк в спячке! Как я мог им стать, если я стал офицером?
– Почему не стали, если мечтали? – спросил Кулешов.
– Время наступило тяжёлое. Учиться было дорого… – замолчал Бис, не желая более об этом вспоминать. – Кстати, существование некоторых северных народы невозможно без мяса из–за отсутствия растительной пищи в суровом климате. Совсем как у нас здесь: растительность дикая, среда неблагоприятная…
– Товарищ старший лейтенант, вы уже ели собак раньше? – спросил Сурков снова. – Говорят, на Дальнем Востоке корейцы всех собак пожрали.
Старлей обратил на Суркова укоризненный взгляд.
– Говорят, говорят… говорят, говно едят, – передразнил он солдата. – Чтоб ты знал, для корейцев это устойчивая кулинарная традиция. У неё всегда были и те, кто 'за' и кто 'против' такой обычай. Хотя, есть собачье мясо не ужаснее, чем любое другое. Кроме человеческого, конечно! Тем более, что в пищу идут специально выращенные собаки, не являющиеся членами чьих–то семей или любимыми питомцами, вроде тех, что у прапорщика Стеклова.
– Хотите сказать, что съесть собаку всё равно, что съесть курицу или утку.
– Или свинью, или коня, или барана, или корову… или такого осла, как ты, – рассмеялся Бис, перечислив съедобных животных.
– Блин, это, наверное, не по–христиански? – заметил Сурков.