Пеший камикадзе. Книга первая

– Да, нет. Не испугался, – ответил Егор, остерегаясь, чтобы не выдал дрожащий голос. – Чего это я испугался? Вовсе нет…

– Красава! – отвесил комплимент Кубриков как человек незаурядный и опытный, прошедший огонь, воду и медные трубы. – Это ещё ерунда. Так, – махнул он рукой, – демонстрация силы. Такое почти каждый день… Привыкнешь.

– Угу, – буркнул Егор. – Привыкну? Как же!

И действительно через минуту все двигались дальше, как ни в чём небывало, без оглядки назад, без страха и беспокойства или смятения. Егор украдкой посматривал на окружающих, искал в них тревогу или испуг подобный своему и ничего не находил, ничего из этого у них не было.

– Я поначалу тоже думал, что страшно, – улыбнулся Кубриков, поглядывая на Егора свысока, – а сейчас… сейчас думаю: нет его – страха.

– А что есть? – недоверчиво спросил Егор.

– Адреналин, азарт, экстаз… – Кубриков произнес слова вдумчиво, но пылко. И Егор заподозрил, что ответ Толика был пафосной заготовкой, будто он готовился дать при жизни ни одно интервью о чеченской войне, уж очень высокопарно и чрезмерно возвышенно прозвучали явно неслучайные слова. – Ты на штурме Грозного был? Или отсиделся где?

Подобная наглость, едва не лишила Егора самообладания и дара речи.

– Я?! – возмутился Егор, расправив плечи и едва не выпрыгнув из одежды. – Конечно, был. Почти полгода! Ну, если точно, пять с половиной месяцев.

– А чего тогда оробел? Там, наверное, пострашнее было?

– Было… А ты, что не был?

– Неа, – на холёной физиономии Толика расцвела самодовольная улыбка. – Я в это время в 'Кёнике' откисал.

– Где?

– В Калининграде, – пояснил Толя, – в реабилитационном отпуске был.

– Почему – реабилитационном?

– Ну, когда стало ясно, что Грозный опять штурмовать будут, нам задачка прилетела: мины МОН-50 и ОЗМ-72 все туда отправить. Мы их должны были переправить вертолетами на аэродром, чтобы затем – на Моздок. Так вот, вертолёт, на котором я собирался лететь, упал…

– Как упал?

– Так, упал. Перегрузили, наверное, – пожал плечами Кубриков.

– И что? – нетерпеливо спросил Егор, позабыв обо всем.

– Что, что? Метров на двадцать успели подняться, а потом камнем вниз. Дальше не помню, очнулся – гипс! Ну, в смысле, в госпитале.

– А мины?

– А что мины? Мины в ящиках… Один или два раскололись, остальные – нормально. Только меня после такого в отпуск отправили.

– Атас! Страшно было?

– Неа. Я даже не понял ничего, – отмахнулся Толик.

– Так я тебе и поверил, – усомнился Егор. – Я бы со страха помер!

– С какого страха? Помножь скорость падения на двадцать метров… Все случилось быстро. И вообще, я так заебался, что, кажется, задремать успел ещё до падения. А ты воевал… – с завистью признал Кубриков соблазнительное превосходство стажёра. – Считай, бывалый. Втянешься.

Егор смотрел на Кубрикова с недоверием и обеспокоенностью, как смотрят на человека, которого видят впервые. Собственно, так и было, Бис видел Кубрикова второй раз за последние семь часов.

Старший лейтенант Анатолий Кубриков в инженерно-сапёрной роте бригады появился сравнительно недавно, два месяца назад, и с Егором знаком не был. В то время, когда Кубрикова переводили с одного места службы на другое в рамках офицерской ротации, Бис находился в отгуле за неиспользованные выходные дни, накопленные за полгода проведённые в Чечне и они не встретились, а когда Егор вернулся в пункт постоянной локации, Толик уже уехал на смену другому офицеру роты, чей срок пребывания в зоне вооружённого конфликта подходил к концу, достигнув трёх месяцев. Для сапёров этот срок теперь соблюдался строго, чтобы глаз не замыливался, боевая работа сапёров была тяжёлой. Уже здесь старший лейтенант Кубриков получил капитана и это Биса сбило с толку. Он полагал встретить здесь человека во всём себе равного, может даже чуточку растерянного новым местом службы, новыми обстоятельствами и новым коллективом. А оказалось всё совсем наоборот. Это он оказался в непривычной обстановке с обновлённым коллективом, а эта разница в званиях пусть и была здесь несущественной, на первый взгляд неощутимой и невидимой, и никак не выпячивалась Кубриковым, всё же интуитивно ощущалась и это Егора напрягало, будто Кубриков был здесь старожилом, а значит – старше, опытнее, главнее.