Пешка

– Аэдна присматривала за тобой в ту ночь, – тихо произнес он.

– Возможно.

Я подумала о камне, спрятанном в волосах, – я кучу раз пыталась его снять, но все без толку. Если это действительно камень богини и она меня благословила, как считал Лукас, то, должно быть, я делала что-то не так. Мне бы сейчас очень пригодилось божественное вмешательство.

– Расскажи мне еще истории со своей охоты.

– Ладно, но у меня их не так много.

Я поведала ему, как начала охотиться, и о выполненных заданиях. Когда закончила, он расспросил меня о семье и моей жизни. Я говорила часами напролет, но, когда спросила Фариса о семье, он притих. Я не давила на него, так как видела, что вопрос его расстроил.

– Тебе стоит поспать, – сказал Фарис, когда я зевнула третий раз подряд.

Я потерла замерзшие ладони.

– Тут слишком холодно, чтобы ложиться на пол.

Могли бы хоть дать нам подстилки. Хотя чего я ждала от людей, которые наслаждались мучениями фейри.

Я уже начала засыпать стоя, как вдруг раздался требовательный голос:

– Это еще что такое?!

Я вздрогнула, так как не слышала, чтобы кто-то спускался в подвал, и уставилась на эльфа за решеткой. Его волосы были убраны в хвостик, одет он был в черные брюки и темно-зеленую шелковую рубашку. Его губы поджались в тонкую линию, ледяные глаза смотрели на меня так, будто я была грязью под его дорогущими мокасинами.

Он развернулся, подошел к подножию лестницы и позвал Барри с Гленом. Через минуту те спешно прибежали.

– Вы хоть что-то способны сделать как надо? – заорал эльф, показывая на Фариса. – Сколько раз повторять, что к нему никого нельзя подпускать? Уберите ее отсюда!

Барри достал ключи из кармана и открыл дверь камеры. Его взгляд переметнулся с моих свободных рук к пластиковому хомуту на полу, но он ничего не сказал, просто сжал мое запястье в железной хватке и вытащил меня из камеры.

Затем потянул мимо раздраженного эльфа в темную часть подвала. Мы миновали несколько пустых клеток поменьше, пока не дошли до последней, которая совпадала по размеру с той, в которой держали Фариса. Только эта была окутана мраком, из-за чего я не могла рассмотреть, что ждало меня внутри.

Барри открыл дверь и со злобной ухмылкой затолкал меня внутрь, но на этот раз я успела восстановить равновесие и не упала. На камере не было замка, так что Глен обмотал прутья длинной цепью и закрепил ее висячим замком.

Как только они ушли, я прижалась лицом к решетке и прищурилась, пытаясь рассмотреть, что происходило в другом конце подвала с Фарисом. Но мне были видны только двигающиеся тени.

– Надеюсь, ты насладился компанией своей маленькой гостьи, – насмехался эльф.

Я слышала по голосу Фариса, что он улыбался:

– Ты имеешь в виду моего ангела?

Барри загоготал.

– Он совсем свихнулся. Ну, рано или поздно это должно было произойти.

Эльф даже не посмеялся.

– Пойдем, – рявкнул он. – Нам нужно многое успеть до завтра.

Они поднялись по лестнице, и в подвале снова воцарилась тишина. Если я думала, что раньше было плохо, то сидеть одной в темноте оказалось в десять раз хуже. Отчасти я боялась увидеть, что находилось со мной в камере на этот раз.

– Ангел? – хрипло позвал Фарис.

– Я здесь.

Я даже не стала его исправлять. Пусть зовет меня, как хочет, лишь бы был счастлив.

Он снова закашлялся, и я беспомощно вцепилась в прутья. Я даже не могла подать ему воды.

– Ты в порядке? – сипло выдавил он, отдышавшись.

– Да, – соврала я. – Подумаешь, посадили из одной клетки в другую.

Он хихикнул.

– Твой нрав такой же пламенный, как твои волосы.

– Это у меня от матери. Хотела бы я, чтобы вы позна… – я замолкла.

Со мной в камере кто-то был.

Я медленно повернулась, вжимаясь в решетку, и всмотрелась в глубокие тени в задней части камеры. Я уже привыкла к здешней темени, но все равно не могла разобрать, что это за очертания на полу.

Затем снова раздался едва различимый стон. И одно слово, произнесенное шепотом:

– Джесси.

Мое сердце чуть не выскочило из груди. Я упала на колени рядом с мужчиной, который был скрыт под грязным шерстяным одеялом. Сдернув его, ощутила комок в горле. Его лицо осунулось и местами обросло бородой, но я узнаю его в любом виде.

– Папа, – я потрясла его, но он продолжал слепо смотреть в потолок. Затем кинулась ему на грудь и вцепилась в рубашку, чувствуя себя снова пятилетней девочкой. – Папочка!

19

Я крепко сжала отца, и впервые в жизни он не заключил меня в свои сильные, надежные объятия. Меня будто ударили под дых, но в то же время я была вне себя от счастья, что снова могу прижать его к себе. Я уткнулась лицом ему в грудь и услышала стабильное биение сердца. Он похудел и пах так, будто месяц не мылся, но главное – он жив.

Я встала на колени и провела рукой от его лба к подбородку. Отец никак не реагировал на прикосновения и продолжал смотреть в потолок со странноватой улыбочкой на лице.

– Папа, это Джесси. Ты меня слышишь? – я легонько встряхнула его, пытаясь привести в себя. – Где мама?

Он не ответил, и я посмотрела за него на кучку грязных, вонючих одеял в углу камеры. Подползла к ним и взяла верхнее.

– Боже, умоляю…