— Накопил… И я… я всегда пе-перестраховываюсь, — вновь начал заикаться Ираклий. — Тем более у вас пи-питомцы всякие зубастые ходят.
— А что, я считаю это верным решением, — поддержала его пришедшая в себя маман.
Понятно, что садовник работал раньше в состоятельной семье. Мог и накопить. Но почему же мне кажется, что это неправда? Что он скрывает? Судя по реакции, которую я сейчас наблюдаю — так оно и есть.
Ладно, ещё понаблюдаем за этим новым слугой. Может быть, я действительно придираюсь и он просто волнуется?
— А теперь миритесь, — холодно обратился к слугам батя. — Чтобы мы все слышали. Иначе обоих выкину вон из поместья. Мне здесь нужны работники, а не дуэлянты.
Захарыч покосился на батю, затем вздохнул и подошёл к Ираклию, виновато посмотрев на него.
— Извини ты меня, Ираклий, — протянул он руку. — Это всё ради Ларисы… Михайловны.
Пышка тут же охнула.
— Ладно, замяли, — Ираклий обменялся с Захарычем рукопожатиями. — Я не ожидал, что ты так близко к сердцу воспримешь мои… комплименты.
— Надеюсь, Ираклий, ты не будешь писать заявление о нападении, — обратился к садовнику батя. — Очень надеюсь.
— Да вы что, Иван Александрович, — удивился садовник. — Конечно, нет. Я не пойду в по-полицию. Мы уже всё замяли. И вообще… мне больше нравится Аннушка.
Аннушка тут же покраснела и смущённо хихикнула. Ну а Ларису Батьковну это очень задело. Она покраснела пуще прежнего, и сдерживало её только присутствие родителей.
Не было бы их, наверняка бы влепила пощёчину Ираклию. А удар у неё тяжёлый, это точно.
— Так значит все слова твои были ложью? Так выходит? — обиженно засопела пышка.
— Так это комплименты, Лариса Михайловна, — ответил Ираклий. — Не более того… Вы неправильно меня поняли.
— Так! Заканчиваем спектакль! — зарычал батя. И все замолкли.
— Всем спокойной ночи, — сказала маман, улыбнувшись пышке.
— Не всем, — поправил её батя. — Захарыч с Ираклием берут и вставляют стекло в окно прихожей.
Слуги переглянулись и вздохнули. Особого выбора у них не было.
Ну а дальше все улеглись спать. Лишь тихие голоса со стороны входа и еле слышный стук молотка нарушали мёртвую тишину в поместье.
Поместье Смирновых, следующее утро.
Хорошо хоть мне дали проснуться. А потом я умылся и вышел на кухню к завтраку и…
Родители начали задавать вопросы.
Почему так? Всё просто. Они уже успокоились, выспались, собрались с мыслями и решили восполнить пробелы после вчерашней психологической встряски.
Дождавшись, когда я прожевал последний кусочек омлета, батя спросил меня:
— Серёга, мы тут с мамой поразмышляли… Так куда в итоге спрятались звуколовы? И почему они вас не тронули?
— Я не знаю, куда, — ответил я, делая глоток кваса. — Ушли в лес. А не тронули, потому что они родители Кузи.
— Как? — батя аж рот открыл от удивления. — Ты шутишь? Родители… твоего Кузи?
— Ой, где моё успокоительное, — маман поднялась и подошла к шкафчику.
— Да, это были его родители, — кивнул я.
— А как ты это понял?
— Они ласкались, тёрлись носами, — пояснил я.
— Офи-геть, — выдохнул батя. — Ты слышала, Наташ?
Он обернулся к маман, которая уже держала пузырёк над стаканом с водой.
— Да хватит тебе, что ты в самом деле? — улыбнулся батя.
— Я вспомнила эти челюсти… они… они выпрыгнули из пасти этой твари… — начала вспоминать маман.
— О-о-ох, — всхлипнула няня. — И мне накапайте… Ужас… Просто ужас!
Я не смог сдержать улыбку, посмотрев на Ларису Батьковну.
Если ты сейчас так всё воспринимаешь, что случилось бы с тобой там, у озера? Наверняка бы сразу от нервной встряски сбросила килограммов двадцать. А если бы выдвигающуюся челюсть взрослого звуколова увидела… лучше даже не представлять, что будет с няней.
Сколько у меня такое было — и не сосчитать. Правда, в прошлой жизни. Одни раз я даже чуть было не лишился руки. Подумал, наивный, что приручил зубастого нетопыря. Пришлось ломать тому зубастику челюсть, чтобы он разжал её. Жутко нестабильная сволочь оказалась.
— Родители, говоришь, — хмыкнул батя и достал из холодильника бутылку коньяка, плеснув в стакан.
— Ваня, ты что? — воскликнула маман.
— Вот только не надо этого, — папа Ваня повернулся к няне с мамой Наташей, которые дегустировали успокоительное. — Я тоже, может, хочу успокоиться. Притом я ж немного.
Батя сделал глоток, закусил ломтиком лимона с блюдца, которое достал из того же холодильника.
— А почему Кузя не ушёл с ними? — задал следующий вопрос батя.
Ну вот я щас тебе прям всё и выложу, ага.
— Привык ко мне, — ответил я. — Притом связь между нами крепкая.
— Удивительно, — откликнулся батя. — Просто немыслимо.
На этом допрос закончился.
В этот момент проснулся Кузя. Он выскочил на кухню, встал на задние лапы и забил по своей чешуйчатой груди передними.
— У, у, у, у, — начал он прыгать по полу, изображая обезьяну.
Батя тут же прыснул коньяком. Маман звонко засмеялась, а следом за ней и пышка.
Это было так забавно, что я также залился смехом.
— У, у, у, у, — Кузя пробежался по кухне, выскочил в коридор, продолжая молотить себя лапками по груди.
Я соскочил с высокого стула, хватаясь за живот от хохота.