Песий бунт

– Чушь говоришь – опять сказала спина Леонтовича – перед богом он себя дискредитировал. Ты не забывай, кто он такой. Он Расстрига. То есть его отлучили от сана. И пусть радуется, что его просто не пришили. Такое с расстригами частенько случается.

– Почему? – спросил Дима. Оказалось, что он ничего не видел в мире, кроме двух пограничных состояний – опьянения и похмелья – теперь удивлялся, как ребенок и даже не пытался это скрыть.

– Потому что – высокомерно ответил Леонтович – он несет в мире ересь, а ересь должна наказываться.

Расстрига тем временем подошел к костру и стал жевать кусок, даже не заметив, что ест. Потом поднял глаза на Леонтовича и сказал.

– Христос сказал – труднее войти верблюду сквозь игольное ушко, нежели богатому в царство небесное. Церковь сейчас богаче любого олигарха. Христос сказал – я там, где соберутся трое в имя мое…мои братья священники говорят, что не ходящий в храм грешен. Христос сказал – имей вы веру с горчичное зерно, и вы могли бы двигать горы. Мои братья попы говорят – если ты можешь двигать горы, то ты колдун. Христос принес последнюю кровавую жертву в мире, символически показав кончину языческих обрядов… понимаете? Если вам так нужны обряды, то ешьте мою плоть и кровь и поймите, как это неправильно!! Мои братья попы кормят людей человеческим мясом и поят человеческой кровью уже две тысячи лет. Христос уходил в пустыню, подальше от людей – только там можно найти просветление. Но мои братья священники отворачивают людей от природы, поддерживая их в высокомерии и гордыне и отчего то не говорят, что уничтожение наших братьев по планете, которые тоже являются детьми бога, есть такой же грех, как и убийство человека. В городе бога нет.

Расстрига говорил это со спокойной грустью, не вызывая и не обличая – но Леонтович сел, уставился на него в изумлении и несколько раз порывался перебить. Только вот слов не мог найти от возмущения.

– Ты… ты… ты сволочь!! – наконец высказался он. – ты основы пытаешься пошатнуть. Ты язычник.

Расстрига вдруг улыбнулся – щербато и озорно.

– Размечтался!! Основы я подрываю. У меня то и ученика ни одного нет. Неужели ты думаешь, что я против такой махины смогу пойти? Да меня в порошок сотрут. А что касается язычества… а чем оно, собственно говоря, плохо – в разумных пределах. Никто же не заставляет человеческие жертвы приносить. Оно должно было уступить место единобожию, когда вопрос жизни или смерти человека заключался в другом – и чтобы выжить, он должен был запереться в города и оградить себя от природы. Теперь он обязан повернуть время вспять и, сохранив лучшее в христианстве, понять, что без окружающей его живой природы его ждет весьма неприятная смерть. Что тут страшного?

– Ну что это такое? Нет, ну что это такое? Как можно говорить такие слова после двух тысяч лет христианства?

Заволновался, задергался Лепила, который, при всей неприглядности своих занятий регулярно посещал церковь и ставил свечи. Расстрига только пожал плечами.

– Вот за то меня официальная церковь и не принимает. И я говорю ей спасибо – прямо как ты посоветовал – за то, что меня еще не зарубили…

– Ну, народ – заржал вдруг Умник – нет, ну эту страну никакие собаки не одолеют. Нет, ну вы только представьте – сидят в лесу плененные собаками люди и важно рассуждают ни о чем-нибудь, а о русской православной церкви. Да уж, нечего тут сказать…

– А про что еще мы должны говорить? – удивился Дима. Впрочем, перед ним проблема выбора не стояла – он мог говорить только о том, сколько кто выпил, какие безобразия при это устроил и как страдал от похмелья. Ну, еще иногда хвалились своими любовными успехами – но поскольку сам приятный процесс проходил опять же в алкогольном тумане, то милые сердцу подробности приходилось изобретать и расцвечивать.

– Не знаю я, не знаю. Но сидеть и рассуждать об ошибках церковных – это просто идиотизм. Думали бы лучше, как отсюда выбраться, как этих проклятых собак обмануть.

Расстрига больше участия в разговоре не принимал, он достал из каких то тайных карманов своей рясы миниатюрный молитвенник и углубился в чтение, беззвучно шевеля губами.

– А зачем мне куда-то убираться? – вдруг спросил Дима и поверг Умника в состояние шока – что я там не видел? Только водку жрал с такими же изгоями, как я, и больше ничего. Мне кто-нибудь хоть одно хорошее слово сказал? Хоть кто-то? Только и слышал со всех сторон – алкащ да пропойца. И никому я там не был нужен.

– А здесь ты кто? – вдруг наливаясь злобой, спросил Умник – что ты из себя стал здесь-то представлять?

В глазах Димы вдруг зажглись лукавые искорки.

– Здесь я кто? Переспросил он и, помолчав, выдал – Здесь я человек среди собак. А там – пес среди людей. Есть разница?

Умник не знал, что возразить. Потом попробовал зайти с другого конца.

– Тебе нравиться спать здесь, возле огня? Тебе нравиться смотреть на паршивые звезды, а не в прекрасный телевизор? Тебе не хочется забуриться в какой-нибудь бар с великолепной шлюхой и ловить не себе завистливые взгляды тех неудачников, с кем она не пошла?