Пески Калахари

Собрав остатки сил, Смит подполз к дереву, положил голову под тоненькие веточки с несколькими десятками листьев и отбросил камешки из-под щеки. Он не уйдет отсюда; дальше все равно идти некуда: земля вокруг иссушена и бесплодна.

Солнце поднималось все выше, жестокое и безжалостное.

Спустя несколько часов Смит открыл глаза. Почему он еще не умер?

На мгновение Смит взглянул на себя как бы со стороны. Он лежал на песке под маленьким кустиком. Потом картина перед его глазами закрутилась, как в быстро меняющихся кинокадрах. Площадь песков составляла сначала один акр, потом — десять, сто… Наконец, она выросла до квадратной мили и дальше уже ничего не менялось. Нигде не было ни дерева, ни воды. Песок, камни и ничего больше. Голая и необитаемая земля, над которой он когда-то пролетал, была похожа на окоченевшую и безжизненную Луну. А пески все росли, достигнув уже сотен квадратных миль.

Он снова впал в забытье. В мире оставалось только одно страдание.

Открыв глаза, Смит увидел ногу, очень маленькую запыленную сухощавую ногу. Некоторое время он смотрел на нее, потом она пошевелилась, приблизилась к нему и толкнула в плечо. Он повернул голову, взглянул вверх, но солнечный свет больно ударил в глаза, и Смит отвернулся, прикрыв их рукой. Медленно, с большим трудом он сел.

Перед ним стоял крошечный человечек. Гном с морщинистым от старости лицом. Пигмей с желтоватой кожей. В отдалении стояли в ожидании еще десять или двенадцать человек.

Бушмены… Смит попытался улыбнуться. Сморщенный гном с широким сплющенным носом и выпуклыми бровями наблюдал за негром. Он был, вероятно, не более пяти футов ростом и держал в руках лук длиной менее ярда. Пять или шесть стрел торчали из подвешенного к бедру колчана, сделанного, по-видимому, из древесной коры. Одежду его составляла треугольная набедренная повязка и широкая шкура, перекинутая через плечо. У пояса висела кожаная фляга.

Бушмен заговорил. Смит как-то читал, или, может быть, слышал от Гриммельмана о языке бушменов. Однако их речь, словно пришедшая из древнейших времен, была так непохожа на все, что он слышал прежде. Гном издавал удивительные, какие-то нечеловеческие звуки: это было щелкание и чмоканье, рокотание и карканье. О чем говорит этот маленький человек? Что они с ним сделают? Внезапно ему захотелось остаться одному; лучше умереть в одиночестве, чем оказаться в руках людей из каменного века. Они будут его пытать, разрежут на части и съедят. Смит пошарил вокруг себя рукой по песку и нащупал камень величиной с кирпич.

Крошечная морщинистая женщина с лицом монгольского типа, словно обтянутым тканью, одетая в свободную бесформенную шкуру, отделилась от толпы и направилась к старику. Она держала в руках палку, к которой были привязаны страусовые яйца. Отвязав одно, женщина протянула яйцо бушмену. Тот взял его. Вода. Они действительно переносили воду в скорлупах.

Бушмен вынул пробку и передал яйцо Смиту. Негр стал жадно пить. Жидкость была горячей, соленой и чем-то пахла, но это была вода! Теперь он проживет еще некоторое время. Смит заставил себя отдать яйцо бушмену. Как бы они не решили, что он принесет им чересчур много забот, если выпьет целую скорлупу, и не застрелили бы его отравленной стрелой из лука.

Коротышка, забрав страусовое яйцо, отошел от негра к остальным бушменам и обратился к ним с речью, объясняясь все теми же странными звуками; кое-кто отвечал ему, но большинство стояли и слушали. Бушмен, вероятно, был вождем, а группа состояла из членов его семьи, или была с ним в кровном родстве, или же, возможно, представляла собой род.

Смит поднялся на ноги. Бушмены могли спасти его, вывести из пустыни. У него вновь закружилась голова. Он сделал несколько неверных шагов в. сторону, отчаянно стараясь удержаться на ногах. Он не должен быть обузой; бушмены куда-то идут, и Смит хотел идти с ними. Они не причинят ему вреда, но вполне могут бросить в песках.

Он выпрямился, и земля перестала двигаться, головокружение прошло. Показывая на него пальцами, бушмены расхохотались. Один из них изобразил обморочное состояние, а все остальные, забавляясь, последовали его примеру. Смит наблюдал за ними с легкой улыбкой на губах. Неожиданно он понял, что они сейчас уйдут.

— Эй, не подождете ли вы секунду? — это был его голос, но какой-то хриплый и истеричный. Рот болел, а язык так распух, что поворачивался с трудом. Бушмены, уже отошедшие от него, остановились и оглянулись. Смит пошел к ним, пытаясь объясниться жестами. Он показывал то на себя, то на них и передвигал пальцами, как это обычно делают дети, изображая идущего человека.

Бушмены поняли. Одни нахмурились, другие рассмеялись. Все смотрели на вождя. Тот потер морщинистые скулы, пригладил рыжеватые волосы и потрогал мочку уха. Потом сделал знак, разрешающий Смиту присоединиться к ним. Затем он повернулся и пошел. Все они — с десяток низкорослых мужчин, женщин, детей и высокий негр — двинулись за ним.