Пески Калахари

Негр все время думал о том, что случилось с Гриммельманом, Майком и Грэйс. Что сделал с ними О'Брайен? Смит старался отогнать от себя эту мысль, так как никому из них ничем не мог помочь. Он вообще ничего не мог: ни убежать в пустыню, ни защитить себя, ни объяснить, кто он такой, без риска для жизни. Он попал в западню. Ничего теперь не оставалось, кроме ожидания, надежд и борьбы за существование.

Смит изучал людей, ужасался их однообразному существованию. Они позабыли свои прежние обычаи и не воспринимали новых. Повсюду царили скука и пустота. Они жили, выращивая свой малорослый скот и копаясь в пыльных огородах, жили без всяких надежд. У этих глубоко несчастных людей, казалось, не было будущего.

Дом, бесформенная лачуга, которую Смит и другие рабы строили из глины и прутьев, был, наконец, закончен, и их послали на другую работу. Кожаными ведрами таскали они воду из колодца на пыльные пересохшие поля, поливая каждое растение и каждый кустик в отдельности; ходили за хворостом, ремонтировали загоны для скота, собирали высохшие на солнце лепешки помета.

Смиту выдали рваные штаны и расплющенную соломенную шляпу, и он стал выглядеть таким, как и все. Носили они старые обноски и лохмотья, оставшиеся от европейского платья, и лишь несколько древних старух прикрывали себя фартуками из невыделанной кожи.

Смит замкнулся в себе. Он выполнял свою работу, ожидая тот день, когда все это кончится. Ночью их не сторожили, но он даже не помышлял о побеге, довольный тем, что остался жив.

Спал он в одной из хижин вместе со стариком, светлокожим мальчиком и бушменом. На ужин, который приносил какой-нибудь деревенский мальчуган, им обычно давали овсяный суп с крошечными кусочками мяса и что-то бесформенное, похожее на хлеб. Этого было достаточно. Оно заполняло желудок, можно было спокойно размышлять. Смиту хотелось бы иметь бумагу и перо, поскольку в нем еще сохранилось стремление писать. Он тосковал по своему дневнику. Как-то ночью ему отчетливо представился лист белой бумаги, испещренный буквами. Мысли заполнили воображаемую страничку:

«Смог бы я снова найти горы? Существуют ли они в действительности? Там мы отчетливо поняли весь драматизм жизни. Убил бы я сейчас О'Брайена? Наверное, нет. Пожалуй, без него, без его охотничьих инстинктов и ружья никто из нас не продержался бы долго. Однако в конце концов он мог уничтожить всех. Сейчас мне кажется, что там я прожил бы еще долгое время. Может быть, мне удастся познать кое-что и чему-либо научиться здесь. В этой деревне в голову не идут никакие мысли. Нет и книг. Только люди да работа».

Потом он забылся глубоким сном, сознавая, что скоро наступит еще один рассвет, еще один бесконечный день изнурительного труда.

Как-то вечером, до наступления темноты Смит решил пройтись по деревне. Никто не причинял ему никакого вреда; все уже знали нового раба, считали его немым и только равнодушно поглядывали, когда он проходил мимо.

Дойдя до окраины деревни, Смит остановился у последнего дома и долго смотрел вдаль на ровную линию горизонта. Может быть, попытаться совершить побег и найти кого-нибудь, кому можно будет рассказать о катастрофе с самолетом? Нет. Он не сделает этого. Надеяться на то, что ему опять повезет, Смит больше не может. Он и так чудом уцелел при аварии, выжил в черных горах, в пустыне, среди бушменов, а теперь и среди этих людей.

Смит повернулся и пошел обратно. Проходя мимо одного из глинобитных домишек, он услышал детский плач. Перед домом сидела молодая женщина с девочкой на руках, которая, захлебываясь от рыданий, протягивала матери свою тоненькую ручонку. Большой пальчик руки был перевязан грязной тряпочкой. Девочка сбросила повязку, она упала в пыль, и стал виден распухший и воспаленный палец. Смит подошел поближе.

Женщина равнодушно взглянула на негра. Голова ее была повязана цветным носовым платком. Что-то напевая, она пыталась успокоить ребенка.

Смит опустился на колени и, взяв крошечную ручку девочки, стал внимательно ее рассматривать. Палец надо было промыть, вскрыть ранку и выпустить гной. Женщина испугалась и громко закричала, повернув голову в сторону низенькой дверцы. Появился сердитый и заспанный мужчина. Смит зажестикулировал, показывая то на руку ребенка, то на свой лоб, то на грудь. Кивая головой и улыбаясь, он пытался объяснить, что хочет помочь ребенку.