Пески Калахари

Пуля, должно быть, не задела голову и жизненно важные центры рептилии, пробив лишь толстые мясистые складки под горлом. О'Брайен прицелился неточно, истратив ценную пулю, и потому никак не мог позволить пресмыкающемуся уползти в нору, издохнуть и сгнить там. Ему необходимо было мясо.

Солнце, поднимаясь все выше, жгло его неподвижно застывшее тело и непокрытую голову. Он расслабился и тут же почувствовал, что ящерица вырывается из рук. Вцепившись в ее хвост, он снова отыграл потерянный дюйм. Больше отдыхать он не мог. О'Брайен вспомнил о своем ружье и ноже, которые бросил на песке в шести футах сзади, и проклял себя за беспечность.

Почувствовав жажду, охотник подумал о стоящей в тени бутылке с водой, и прикрыл веки от бьющего в глаза солнца.

— Ну, скорее же, — прошептал он, — истекай кровью и сдайся. Я не отпущу тебя ни за что.

Все больше насекомых, комаров и жирных мух кружилось вокруг его вспотевшего лица. Они доставляли ему нестерпимые муки, ползая у самых глаз, забираясь в ноздри и беспощадно жаля. Он вертел головой, тряся длинными волосами, пытался сдуть паразитов и ругался. В один момент он не выдержал и начал одной рукой отгонять и давить насекомых, но ящерица тут же рванулась в нору, и охотник чуть было снова не упустил ее. Ухватившись за хвост, О'Брайен старался попеременно дать отдых то одной, то другой руке. Он с трудом переступал на сведенных судорогой ногах и уже больше не открывал глаз. Смотреть все равно было некуда, а стоило поднять веки, как пот и мелкие насекомые сразу же забивались в глаза. Борьба с ящерицей продолжалась. О'Брайен отчетливо представлял себе ту ярость, какую источал взгляд ее маленьких змеиных глаз. Гриммельман считал этих ящериц доисторическими животными. Старик объяснял Смиту, как удалось им приспособиться к окружающим условиям после многовекового естественного отбора.

Никогда в жизни О'Брайен не испытывал такой жары. Ему казалось, что он куда-то проваливается, перед глазами мелькали разноцветные огоньки, к горлу подступала тошнота. Израненные острыми раскаленными камнями подошвы босых ног кровоточили. Все тело сотрясала дрожь.

— Подыхай же, наконец… Ни за что не выпущу тебя, ни за что…

* * *

Два часа спустя Гриммельман вернулся к О'Брайену. Скрючившись над раскаленным черным камнем, охотник что-то бормотал и стонал. Вокруг его черноволосой головы кружилась масса насекомых. Старик на мгновение опешил и остановился в нерешительности. Ему показалось, что О'Брайен умирает. Воспаленное от укусов насекомых, превратившееся в кровавое месиво, потное лицо его было почти неузнаваемо.

Подняв нож, Гриммельман что-то спокойно сказал охотнику: ведь от неожиданности тот мог выпустить ящерицу. На всю жизнь запомнит старик лицо О'Брайена в момент, когда тот открыл глаза, посмотрел на Гриммельмана и улыбнулся.

Взяв нож в зубы, Гриммельман наклонился и ухватился за хвост ящерицы. Им удалось немного подтащить пресмыкающееся к себе. Старик ударил рептилию ножом в брюхо. Вырвался воздух, брызнула кровь, перепачкав им лица. Гриммельман еще и еще наносил удары, пока О'Брайен не шлепнулся на спину, выдернув ящерицу из норы. Старик перерезал ей горло, и только теперь охотник выпустил рептилию из рук. Шатаясь, он побрел к бутылке с водой.

Гриммельман хотел было сразу же идти вверх по каньону, с тем чтобы вернуться к прудику, но передумал.

Это оказалось весьма кстати. Не вернись он сюда, О'Брайен умер бы от солнечного удара.

Немец тщательно разделал крупное пресмыкающееся. Завернув мясо в рубашку, он присел рядом с охотником в тени скалы. Они оставались там до конца дня, отдыхая и потягивая воду. Когда солнце склонилось к закату, Гриммельман и О'Брайен не спеша направились к пещере.

* * *

Прошла еще неделя. Их оставалось теперь только четверо, и запасы пищи убывали медленнее. О'Брайен убил похожую на цаплю птицу, которая нашла себе ночлег на обрамляющих каньон утесах. Оставалось еще довольно много дынь, меду, ящериц и чистой вкусной воды.

Однажды вечером, сидя у костра, Бэйн предложил О'Брайену пойти на охоту вместе.

— С удовольствием, — согласился охотник. — Если нам повезет, можно будет подстрелить зебру или антилопу.

— Меня устроит любая пища, — заметил Бэйн.

— Нет, — проговорил Гриммельман, — нам необходимо мясо, сырое свежее мясо.

— Хочешь пойти завтра в ночь? — спросил у Майка О'Брайен.

— Конечно, — ответил с готовностью Бэйн. — Я чувствую себя достаточно крепким, чтобы не отстать от тебя. Ты будешь охотиться, а я понесу воду. Хотелось бы снова увидеть великолепный кусок поджаренного мяса.

— Что-нибудь добудем, — обнадежил его О'Брайен. — Во всяком случае, славно поохотимся. Все, что я могу делать здесь, это выслеживать бабуинов, а они стали теперь чересчур осторожны.

— Интересно, где сейчас Смит? — спросил Бэйн. Некоторое время все молчали, наблюдая за пляской языков пламени на фоне почерневшей скалы.

— Он умер, — произнес наконец Гриммельман.