Песнь Ахилла

– Воистину, сыны Аргоса с каждым годом становятся все неотесаннее. Ликомед, давай же напомним царю Аргоса, что такое приличное общество. Я надеялся хотя бы одним глазком увидеть знаменитых танцовщиц твоего острова.

Ликомед сглотнул.

– Да, – сказал он. – Я не думал, что… – Он осекся, а затем заговорил снова, самым царственным тоном, на какой только был способен: – Если вам будет угодно.

– Нам угодно.

Это сказал Диомед.

– Хорошо же. – Ликомед переводил взгляд с одного царя на другого.

Фетида велела ему не показывать девушек гостям, однако отказ мог вызвать подозрения. Он прокашлялся и наконец решился:

– Что ж, давайте их позовем.

Он взмахнул рукой, и слуга опрометью выбежал из залы. Я не поднимал глаз от стоящего передо мной блюда, чтобы никто не увидел страха у меня на лице.

Девушки явно не ожидали, что их позовут, и, входя в залу, еще поправляли прически и наряды. Среди них был и Ахилл: волосы тщательно убраны под платок, глаза скромно опущены долу. Я с тревогой поглядел на Одиссея с Диомедом, но никто из них даже не взглянул в его сторону.

Девушки встали по местам, заиграла музыка. Мы смотрели, как они исполняют одно причудливое движение за другим. Танец был красивым, хотя отсутствие Деидамии сказывалось – она была первой среди них.

– Которая из них твоя дочь? – спросил Диомед.

– Ее здесь нет, царь Аргоса. Она навещает родных.

– Жаль, – сказал Диомед, – а я уж надеялся, что это она.

Он указал на маленькую темноволосую девушку, стоявшую в конце полукруга, она и впрямь чем-то напоминала Деидамию: особенно выделялись ее изящные лодыжки, мелькавшие среди водоворота юбок.

Ликомед кашлянул:

– Ты женат, владыка?

Диомед криво улыбнулся:

– Пока – да.

Он не сводил глаз с девушек.

Когда танец окончился, Одиссей встал и сказал, возвысив голос:

– Право же, этим действом вы оказали нам честь, мало кто может похвастаться тем, что видел скиросских танцовщиц. Примите же в знак нашего почтения дары, что мы привезли – вам и вашему царю.

Восторженные перешептывания. Дорогие вещи в Скиросе видели нечасто, никто здесь не мог себе их позволить.

– Вы слишком добры. – От искренней радости Ликомед разрумянился, на такую щедрость он и не рассчитывал.

По знаку Одиссея слуги внесли в залу сундуки и стали раскладывать их содержимое на длинных столах. Я заметил сверканье серебра, блеск стекла и самоцветов. Все мы, и мужчины, и женщины, подались вперед, желая все рассмотреть.

– Прошу, берите все, что вам приглянется, – сказал Одиссей.

Девушки проворно кинулись к столам и стали перебирать яркие безделушки: запечатанные воском хрупкие склянки с ароматными маслами, зеркальца с резными ручками слоновой кости, браслеты витого золота, ленты, ярко выкрашенные в красный и багряный. Среди даров были и вещи, которые, наверное, предназначались Ликомеду и его советникам: обтянутые кожей щиты, резные рукояти для копий и посеребренные мечи в ножнах из мягких козьих шкур. В один такой меч Ликомед так и впился глазами, будто рыба, попавшаяся на крючок. Одиссей стоял рядом и благодушно всем распоряжался.

Ахилл держался в сторонке и обходил столы медленно. Остановился, капнул ароматным маслом себе на тонкое запястье, потрогал гладкую ручку зеркала. На миг задержался подле пары сережек – голубые самоцветы в серебряной оплетке.

Я заметил какое-то движение в дальнем конце залы. Диомед подошел к своему слуге и что-то ему сказал, тот кивнул и вышел сквозь высокие двойные двери. Вряд ли он сказал ему что-то важное. Диомед скучающе глядел по сторонам из-под полуприкрытых век и, похоже, уже клевал носом.

Я снова взглянул на Ахилла. Он поднес серьги к ушам, поворачивая их так и эдак, поджимая губы, игриво изображая девушку. Он явно забавлялся, кончик рта у него тянулся вверх. Глядя по сторонам, он заметил меня. Я не выдержал. И улыбнулся.

Затрубил рог – громко, тревожно. Трубили снаружи, сначала одна долгая нота, а за ней три коротких – сигнал надвигающейся страшной беды. Ликомед вскочил на ноги, стражники как один повернулись в сторону двери. Девушки завизжали и вцепились друг в друга, побросав свои побрякушки под звон бьющегося стекла.

Все – кроме одной. Не успела отзвучать последняя нота, как Ахилл схватил со стола посеребренный меч, отбросил мягкие кожаные ножны. Стол преграждал ему путь к двери, и он его перепрыгнул – будто тень промелькнула, – другой рукой схватив лежавшее тут же копье. Приземлился он, уже вскинув перед собой оружие, орудуя им с таким смертоносным мастерством, на какое ни одна девушка не была способна, да и ни один муж тоже. Величайший воин своего поколения.

С трудом оторвав от него взгляд, я посмотрел на Одиссея с Диомедом и с ужасом увидел, что они улыбаются.

– Приветствую, царевич Ахилл, – сказал Одиссей. – Мы тебя искали.

Я стоял, беспомощно глядя, как до придворных доходят слова Одиссея, как они поворачиваются к Ахиллу, смотрят на него во все глаза. На миг Ахилл застыл. Затем медленно опустил оружие.

– Владыка Одиссей, – сказал он. Голос его был на удивление спокоен. – Владыка Диомед.