Он был бледен, под глазами залегли тени. Он уже казался старше. Во мне всколыхнулась паника. Не уходи, хотелось сказать мне. Но он уже натянул хитон и ушел.
Я лежал, стараясь не думать об уходящих минутах. Еще вчера у нас их было в изобилии. А теперь каждая – капля из кровоточащего сердца.
Комната посерела, затем посветлела. Без него постель казалась холодной и слишком большой. Никаких звуков слышно не было, и эта тишина меня пугала. Здесь как в гробнице. Я встал, шлепками и растираниями привел в чувство затекшие руки и ноги, пытаясь хоть как-то справиться с рвущейся наружу истерикой. Так все и будет, таким будет каждый день без него. Грудь стиснуло раззявленной болью, будто криком.
Я вышел из дворца, всеми силами отгоняя от себя эту мысль. Пошел к скалам, к нависавшему над морем грозному утесу Скироса, стал карабкаться вверх. Ветра тянули меня в разные стороны, камни были осклизлыми от брызг, но меня крепко держали напряжение и опасность. Я добрался до самого верха, до самого гиблого пика, куда раньше боялся взбираться. Я изрезал себе руки почти до крови острыми камнями. Везде, где я ступал, оставались следы. Я был рад этой боли – обыденной, чистой. Даже смешно, до чего легко было ее выносить.
Я добрался до самого верха, до груды валунов, небрежно сбившихся в кучу на краю утеса, и остановился. Пока я карабкался сюда, в голову мне пришла мысль – неистовая и безрассудная – под стать моим чувствам.
– Фетида! – прокричал я прямо в жалящий ветер, обратив лицо к морю. – Фетида! – Солнце уже стояло высоко в небе, их встреча давным-давно окончилась.
Я в третий раз набрал воздуху.
– Никогда больше не произноси моего имени.
Я резко обернулся к ней и потерял равновесие. Камни посыпались из-под ног, ветер вцепился в тело. Я ухватился за каменистый выступ, устоял на ногах. Вскинул голову.
Кожа у нее была бледнее обычного, цвета первого зимнего льда. Она скалилась, обнажая зубы.
– Глупец, – сказала она. – Спускайся. Твоя сумасбродная смерть его не спасет.
Не так уж я был и бесстрашен: от неприкрытой злобы у нее на лице меня затрясло. Но я заставил себя говорить, спросить о том единственном, что мне нужно было знать:
– Сколько еще он проживет?
Из горла у нее вырвался звук, похожий на тюлений лай. Я не сразу понял, что она смеется.
– А что? Хочешь подготовиться к его смерти? Или предотвратить ее?
На ее лице ясно читалось презрение.
– Да, – ответил я. – Если сумею.
Снова тот же звук.
– Прошу тебя. – Я опустился на колени. – Прошу, скажи.
Возможно, дело было в том, что я встал на колени. Звук оборвался, она задумчиво поглядела на меня.
– Гектор умрет первым, – сказала она. – Большего мне знать не дано.
– Благодарю тебя.
Она сощурилась и прошипела – будто воды плеснули на раскаленные камни:
– Не смей меня благодарить. Я не для того пришла.
Я ждал. Лицо у нее было белым, как расщепленная кость.
– Все будет совсем не так легко, как ему кажется. Мойры посулили ему славу, но велика ли она будет? Ему нужно всеми силами оберегать свою честь. Он слишком доверчив. Мужи Греции, – сказала она, как сплюнула, – грызутся меж собой, будто собаки из-за кости. Не так-то просто они поступятся своим превосходством. Я сделаю все, что в моих силах. И ты… – Она мельком глянула на мои тощие руки и костлявые коленки. – Ты его не осрамишь. Тебе понятно?
– Да, – ответил я.
И мне было понятно. Его слава должна стоить уплаченной за нее жизни. Легчайший ветерок тронул подол ее платья, и я понял, что она сейчас исчезнет, снова скроется в морских пещерах. Внезапно я осмелел:
– Умелый ли воин Гектор?
– Лучше его никого нет, – ответила она. – Кроме моего сына.
Она взглянула направо, в сторону обрыва.
– Он идет, – сказала она.
Ахилл перелез через гребень утеса, подошел ко мне. Поглядел на мое лицо, на окровавленную кожу.
– Ты с кем-то разговаривал, – сказал он.
– С твоей матерью, – ответил я.
Он присел рядом, положил себе на колени мою ногу. Осторожно вытащил из ран осколки камней, смахнул грязь и белесую пыль. Оторвал кусок полы, прижал к ранам, чтобы унять кровь.
Я накрыл его руку своей.
– Тебе нельзя убивать Гектора, – сказал я.
Он поднял голову – прекрасное лицо очерчено золотом кудрей.
– Мать рассказала тебе пророчество до конца.
– Да.
– И, по-твоему, никто, кроме меня, не сумеет убить Гектора?
– Да, – ответил я.
– И ты, значит, хочешь украсть немного времени у мойр?
– Да.
– Ага. – У него на лице заиграла лукавая улыбка, ведь покоряться кому-то он никогда не любил. – Ну а зачем мне его убивать? Он мне ничего не сделал.
И тогда я впервые ощутил что-то вроде надежды.
Мы уехали в тот же день, больше причин оставаться здесь у нас не было. Свято чтущий обычаи Ликомед пришел с нами проститься. Нам всем троим было неловко, Одиссей с Диомедом ушли вперед, к кораблю. Они сопроводят нас во Фтию, где Ахилл соберет свое войско.
Здесь у нас оставалось лишь одно поручение, и я знал, как Ахиллу не хотелось его выполнять.
– Ликомед, моя мать просила передать тебе свою волю.