Песнь Бернадетте

— История действительно невероятная, — одобрительно кивает Жакоме, когда Бернадетта умолкает. — А эту даму ты знаешь?

Бернадетта удивленно смотрит на комиссара.

— Да нет же, конечно, не знаю.

— Странная дама, не так ли? Такая элегантная и бродит в таких местах, где Лерис пасет свиней… Сколько ей примерно лет?

— Лет шестнадцать или семнадцать.

— И ты говоришь, что она очень красива?

При этом вопросе девочка горячо прижимает ладонь к сердцу.

— О да, на свете нет никого красивее!

— Скажи, Бернадетта, ты ведь помнишь мадемуазель Лафит, ту, что две недели назад венчалась в церкви. Дама красивее, чем мадемуазель Лафит?

— Нельзя даже сравнивать, месье! — смеется Бернадетта, которую развеселило такое нелепое сравнение.

— Но ведь твоя дама неподвижна, как церковная статуя.

— Это неправда, — обиженно возражает Бернадетта. — Дама живая, она двигается, подходит ближе, говорит со мной, приветствует всех пришедших и даже смеется. Да, она даже смеется…

Жакоме, не отрывая глаз от бумаги, рисует на своем протоколе звезду. Затем, немного помедлив, слегка меняет тональность:

— Некоторые люди говорят, что дама доверила тебе какие-то важные секреты? Это правда?

Бернадетта долго не отвечает. Затем говорит очень тихо:

— Да, она мне кое-что сказала, что предназначено только мне и что я никому не должна рассказывать…

— Не должна рассказывать даже мне или господину прокурору?

— Даже вам и господину прокурору.

— А если у тебя потребуют ответа сестра Возу и аббат Помьян?

— Я все равно не смогу им сказать…

— А если тебе прикажет сам Папа Римский?

— И тогда не смогу. Но Папа Римский мне этого не прикажет…

Полицейский комиссар подмигивает Эстраду, который молча сидит в стороне, держа на коленях цилиндр, а в руке трость.

— Ну и упрямое создание, что вы скажете?.. А теперь, малышка, еще один вопрос. Что говорят обо всем этом твои родители? Они в это верят?

Бернадетта мучительно долго обдумывает этот ответ, дольше, чем все предыдущие.

— Я думаю, мои родители в это не верят, — признается она, немного колеблясь.

— Вот видишь, — улыбается Жакоме, все еще не отказываясь от отеческого тона. — А я должен верить тому, во что не верят даже твои родители. Если твоя дама — настоящая, ее должны видеть и все остальные. Так любой может прийти и сказать что угодно: например, что он ежедневно, как стемнеет, видит в своей комнате таинственного трубочиста и тот шепотом дает ему всякие указания, о которых он никому не должен говорить. На глупых людей это произведет то же впечатление… Разве я не прав, Бернадетта? Скажи сама…

Хитроумие комиссара погружает Бернадетту в молчаливую апатию. Комиссар же решает перейти в наступление, пустив в ход испытанный набор уловок и трюков, на которые попадаются обычно мелкие жулики.

— Теперь будь повнимательнее, Бернадетта! — предупреждает ее Жакоме. — Сейчас я зачитаю тебе твои показания, чтобы ты подтвердила, что все записано верно. Затем сразу же отошлю протокол господину префекту. Ты готова?

Бернадетта подходит еще ближе к столу, чтобы не упустить ни словечка. Комиссар начинает читать свои записи сухим, официальным тоном. Дело доходит до описания внешности дамы.

— «Бернадетта Субиру показывает, что на даме была голубая накидка и белый пояс…»

— Белая накидка и голубой пояс, — немедленно уточняет Бернадетта.

— Невозможно! — восклицает Жакоме. — Ты сама себе противоречишь. Признайся, что ты говорила о белом поясе.

— Вы, должно быть, неправильно записали, месье, — спокойно заявляет девочка.

Но у комиссара слишком большой опыт в расставлении подобных силков, чтобы так быстро сдаться. Он мчится дальше по камням и ухабам, чтение протокола все ускоряется. Подозреваемая вынуждена слушать с величайшим напряжением.

— «Бернадетта Субиру утверждает, что упомянутой даме около двадцати лет…»

— Я этого не утверждала! Даме не больше семнадцати.

— Не больше семнадцати? Откуда ты это знаешь? Кто тебе сказал?

— Кто мог мне это сказать? Ведь даму вижу я одна.

Жакоме бросает быстрый взгляд на Бернадетту. Затем, прочитав длинный пассаж совершенно точно, делает третью попытку сбить ее с толку:

— «Бернадетта Субиру утверждает, что дама выглядит точно так же, как статуя Пресвятой Девы в городской церкви».

Бернадетту охватывает такой гнев, что она даже топает ногой.

— Такого вздора я не говорила, месье! Это ложь. Дама совсем не похожа не Пресвятую Деву из церкви.

Тут уж Жакоме сердито вскакивает, чтобы перейти к допросу второй степени.

— Довольно! — ревет он. — Я сыт по горло! Не воображай, что можешь меня дурачить. Здесь, в ящике моего стола, лежит полная правда. Горе тебе, если ты будешь лгать! Только чистосердечное признание может тебя спасти. Назови имена всех людей, находящихся с тобой в сговоре. Я знаю их всех наизусть…

Бернадетта отступает от стола. Ее лицо становится белей бумаги. Никогда еще никто так на нее не кричал. В ее голосе звучит крайнее удивление, но он остается спокойным:

— Я не понимаю того, что вы мне сейчас сказали, месье…

Жакоме слегка умеряет наигранный гнев: