Песнь для Арбонны

— Может, и мелкими, господин мой, — я начал с того, что так и сказал, если помните, — но окажите нам любезность и расскажите, чего вы добились за то же время. — Холодные голубые глаза Бертрана встретились взглядом с глазами Уртэ, и на этот раз ни один из них не опустил глаз. Розала ощутила в зале ненависть, словно леденящее присутствие зимы. — Было бы очень приятно, — продолжал Бертран, отнюдь не приятным голосом, — иметь возможность сообщить о более значительных результатах моих переговоров с Валенсой, но мы едва ли можем винить Дауфриди или гётцландеров за их осторожность, не так ли? Вместо этого мы могли бы сказать кое-что о сеньорах Арбонны, основная деятельность которых в последний год заключалась в одобрении или даже в подстрекательстве к убийству друга и союзника.

Розала тут же ясно вспомнила ночь в комнатах Люсианны Делонги и увидела, как Блэз шагнул вперед.

— Думаю, достаточно, — тихо сказал он Бертрану. — Мы никуда не попадем, если будем идти по тропам прошлого. — Его тон звучал странно, он изменился за то короткое время, пока Блэз уезжал на север. Его отец и Ранальд оба были в Гарсенке, как рассказал ей Рюдель Коррезе перед самым началом совещания. Один убежал, а второго отпустили; интересно знать, что там произошло.

— Достаточно? Неужели? — спросил Бертран де Талаир, отворачиваясь от Уртэ. — Мне ужасно жаль. Простите мою прискорбную склонность к излишествам. — Его голос был полон яда, но он не спорил, как заметила Розала, и не стал продолжать. Блэз еще несколько мгновений смотрел на него, но больше ничего не сказал.

— Мы сейчас прощаем почти все, потому что у нас нет выбора. — Это снова заговорила графиня, привлекая к себе внимание присутствующих. Они все повернулись к ней. Она сжимала в руках один из металлических шаров-грелок, которые любили ее придворные дамы. Синь намеренно выждала несколько мгновений, а потом прибавила: — А также потому, что мы отчаянно нуждаемся в тебе, Талаир, со всеми твоими… наклонностями. Тщательно все обдумав, мы решили назначить тебя с этого момента командующим нашей армией в этой войне. Теперь мы передаем в твои руки суверенитет Арбонны и судьбу наших детей.

Розала на секунду прикрыла глаза. Кадар находился с кормилицей наверху; ей пришло в голову, попросит ли Фальк позволения увидеть его. Она так не думала. Она подняла глаза. Синь снова сделала паузу, глядя своими прославленными глазами в не менее прославленные голубые глаза герцога Талаирского. Когда она снова заговорила, ее тон был совсем другим.

— Бертран, возможно, несправедливо просить: «Не подведи меня», так как я знаю, какую силу выставил против нас Адемар Гораутский, но все равно собираюсь просить об этом, ибо, если ты подведешь нас, мы погибли, и после этого пожара нам уже не восстать из пепла.

— Нет. Вы не можете так поступить! — В мертвой тишине, воцарившейся после слов правительницы, голос Уртэ де Мираваля прозвучал хрипло и резко. В нем слышались страсть и подлинная боль.

Розала увидела, как он неловко шагнул вперед от камина и тяжело упал на колени перед графиней.

— Я простираюсь ниц перед вами, моя госпожа, — горячо произнес он. — Я не прошу, я умоляю. Не делайте этого. Не ставьте меня в такое положение, умоляю вас, ваша милость. Я не стану служить под его командованием. Я не могу. Вы знаете, что я не могу. Ради любви к Арбонне, ради памяти о вашем муже, ради остатков уважения к моему имени, выберите другого командующего! Не обязательно меня самого, я не могу им быть, иначе вы поставите в такое же положение де Талаира, но выберите другого командующего, графиня, иначе вы меня уничтожите. — Его все еще красивое, полное лицо под коротко остриженными седыми волосами горело от обиды.

Напротив, лицо Синь де Барбентайн напоминало маску, прекрасную и неумолимую, когда она смотрела на герцога, стоящего перед ней на коленях.

— Ты когда-нибудь думал о том, — с холодной четкостью спросила она, — как вы оба похожи на детей? — тут она глубоко вздохнула, и Розала вздрогнула, предчувствуя то, что сейчас произойдет. И не ошиблась.