Песнь для Арбонны

— Я не уверен, что мы сможем сегодня ночью оставить в покое твою личную тайну, и я думаю, что присутствующие здесь люди могут сами составить мнение о любой политической проблеме и реагировать на нее, какой бы деликатной она ни была, которая может, как ты считаешь, возникнуть. Думаю, лучше тебе рассказать нам, кто этот человек. — Герцог выглядел таким же расслабленным, как обычно, но Блэз пробыл у него уже достаточно долго, чтобы не впасть в заблуждение.

— Не будь тупым, Бертран. Нам хорошо известно, кто этот человек. — Пятый голос раздался в комнате с одного из двух кресел, стоящих перед камином, уверенный, бескомпромиссный. Блэз быстро обернулся, но никого не увидел, пока обладатель голоса в конце концов не встал очень осторожно, и он понял, кто это. Остальные, мрачно отметил он, не удивились.

Он, разумеется, посмотрел на эти кресла, когда вошел в комнату. Они были широкими, с дорогой обивкой и прямой спинкой и повернуты к камину, но не настолько огромными, чтобы скрыть сидящего мужчину.

Но ведь это Арбонна, и женщина — другое дело. Особенно маленькая, тонкокостная, седовласая женщина, которую он знал, так как видел ее раньше, когда она раздавала награды на турнирах. Это была Синь де Барбентайн, правительница Арбонны.

Она смотрела на герцога.

— Если ты слушал внимательно, то на этот вопрос уже должен знать ответ. А если знаешь, то не должен стыдить корана, который сообщает тебе, что он обещал не говорить о нем. Мы здесь так не поступаем, что бы ни происходило в других местах этого распадающегося мира.

Она была одета в синие и светло-кремовые цвета, жемчужные пуговицы нашиты почти сплошной полоской спереди на платье сверху донизу. Волосы уложены сзади и удерживались золотой диадемой. Других украшений она не носила, кроме двух колец на пальцах. В свое время, как было известно Блэзу, она считалась самой прекрасной женщиной в мире. Он видел это даже сейчас. Ее глаза поражали, они были очень темными, почти черными.

Он поклонился, выставив вперед прямую ногу, одной рукой коснувшись ковра. Его воспитание корана заставило его так поступить, хотя инстинкты восстали против этого.

Синь сказала:

— Не может быть, чтобы только мои источники информации в прошлом году сообщили, что младший сын Гальберта де Гарсенка провел один сезон в Мигнано и Фаэнне во дворцах Делонги. Как не могу я быть единственной, кто слышал определенные слухи — о которых сейчас нет необходимости говорить, — касающиеся безвременной смерти Энгарро ди Фаэнны. Но имя, связанное со всеми этими событиями, имя, которое действительно могло вызвать осложнения в государственных делах, а также личную реакцию нашего друга, стоящего здесь, — это, несомненно, имя Рюделя Коррезе. Который, как мне известно из надежных источников, пользуется большим спросом как убийца, главным образом из-за его мастерства в стрельбе из лука. Ты не должен, — спокойно прибавила она, впервые посмотрев прямо на Блэза, — корить себя за нарушенное обязательство. Ты мне этого не рассказывал.

Блэз откашлялся. В тишине его голос звучал хрипло.

— Очевидно, рассказал, — ответил он.

Она улыбнулась:

— Ты даже не знал, что я здесь.

Блэз неожиданно почувствовал, что улыбается в ответ.

— Тогда я должен корить себя за это. Это свидетельствует о недостатке профессионализма и беспечности. — Он вздохнул. — Госпожа, я посоветовал Рюделю Коррезе сегодня ночью сесть на корабль, потому что утром я собирался открыть его имя городским властям.

— Городским властям? Ты имел в виду меня, смею предположить. — Бертран теперь обогнул диван и стоял рядом с Арианой. Беатриса, верховная жрица, до сих пор не двигалась и молчала.

Блэз покачал головой.

— Он думает, что убил тебя. Я не стал разубеждать его.

Через мгновение Бертран запрокинул голову и громко расхохотался.

— Значит, он поплывет и потребует назначенную плату у того, кто ему должен заплатить. О, великолепно, Блэз! Он еще долго будет испытывать неловкость.

— Я тоже так подумал. И это самое малое наказание за то, что он прибег к сиварену. Но я считаю, ты согласишься, что было бы неразумно с точки зрения политики схватить наследника семьи Коррезе. При нынешнем положении дел.

Ариана де Карензу кивала головой.

— Крайне неразумно. Было бы очень неловко, если бы мы посадили его в тюрьму.

— К такому выводу и я пришел, — мягко произнес Блэз. Но сейчас он тянул время, уклонялся; здесь все еще скрывалась одна проблема, поджидала, словно капкан.

И, естественно, именно верховная жрица наконец заговорила и задала этот вопрос, словно перехватила его мысли:

— Что еще мы должны знать?

Когда она заговорила, белая сова внезапно взлетела, раскрыв крылья, и мягко села на плечо правительницы, которая была матерью Беатрисы, вдруг вспомнил Блэз. Синь де Барбентайн подняла руку и ласково погладила птицу.

Они скоро узнают, понимал Блэз. Они очень скоро узнают, когда узнает весь мир. Он не хотел, чтобы это произошло таким образом. Он повернулся от правительницы обратно к Бертрану де Талаиру, которого в конце концов, и должны были убить и у которого он служил.