Песнь феникса

– А я не прошу разрешения. Я все еще в долгу у тебя, а в дороге у меня будет больше шансов заплатить по счетам. Или ты думаешь, мне самой нравится ходить за тобой по пятам?

Пифия, уже открывшая было рот, осеклась на полуслове. А ведь и правда, если другого выхода нет, и Рикнаке действительно придется от чего-то ее спасти, то в пути сделать это будет намного проще, нежели в относительно безопасных стенах Академии.

– Хорошо. Только нас двоих Тоноклаф не отпустит.

– Да он и одну тебя не отпустит.

– Почему же, одну может и отпустить. Мы вот как сделаем. Если он не разрешит мне уехать, придется сбежать. А это мне и правда будет легче сделать с тобой. А если разрешит, то зачем тебе напрягаться?

– Нет уж, не увиливай. Я с тобой в любом случае. А выйти отсюда – для меня не проблема.

– Не боишься вылететь?

– Намного больше я боюсь навечно остаться должной эльфийке… пусть и не чистокровной.

– Ну знаешь… – возмутилась было пифия, но тут же махнула рукой. – Ты как хочешь, а я – спать… А кто последний в кровать, тот гасит свет! – невесть с чего добавила она и рыбкой нырнула под одеяло.

– Не честно! – теперь уже возмутилась полугномша. – Ты даже не разделась!

– Разденусь под одеялом, – нагло заявила Лайн, тут же начав извиваться, стягивая с себя штаны. – Спокойной ночи.

– Издеваешься? Да я теперь ни в жизнь не засну.

– Почему это?

– Мы собираемся сбежать из Академии. Разве это не стоит того, чтобы хорошенько все продумать?

– Не-а, – потягиваясь, сообщила уже раздевшаяся полуэльфка и, отвернувшись к стенке, пробормотала: – От недосыпа цвет лица портится, а у тебя он и так не очень… так что спи давай.

Теперь настал черед полугномши возмущенно сопеть. Однако это занятие очень быстро ей надоело. Глупо выказывать недовольство, если объект, его вызвавший уже вовсю дрыхнет. Она задумчиво потрепала себя за щеку. Потом за другую.

– Нормальный у меня цвет лица, – возразила Рикнака посапывающей пифии и, не раздеваясь, легла поверх покрывала. Свечу, впрочем, погасила, хотя точно знала, что не уснет.

Глава 4

Два дня пути пролетели как одно мгновение. Погода баловала умеренным теплом и пару раз даже грибным дождиком, после которого на небе немедленно повисало коромысло радуги. Поклажи для комфортного неспешного путешествия было набрано достаточно. Ни одна злокозненная нежить пока что на меня не облизнулась. Так что радовалась я внезапной поездке, как малое дитя – каникулам в церковной школе. Да практически так оно и было. Тосковать по мужу я себе запретила решительно и категорично, едва закрыла за собой дверь нашей комнаты. Если ему там (знать бы еще где) без меня хорошо настолько, что он решил задержаться на неопределенное количество времени – флаг ему в руки, барабан на шею и попутный ветер в спину. Горевать не стану, хоть и радоваться, прямо скажем, особенно нечему. Но и слишком уж сильно страдать откровенно не хотелось. И ведь, главное, чего-то подобного, помнится, я и опасалась! Как я тогда думала? «Примет экзамены и ищи-свищи ветра в поле?» – так, кажется? И оказалась права. Только на год ошиблась. Продержался он в Академии не два семестра, а четыре. Заодно умудрился жениться на мне, идиотке, заработать себе бессонницу на нервной почве и, окончательно доконав во мне веру в жизнь и в мужчин, с чувством выполненного долга отбыл по неотложным делам. Гад и сволочь. Сволочь и гад.

Я с чувством хлопнула себя ладонью по лбу и постаралась успокоиться. Два дня о нем не думала и не стану начинать на третий! Покосилась на безоблачное небо и передернула плечами. Припекать стало только сегодня, ближе к обеду. Скоро нужно будет искать тень.

Вот возьму и не вернусь обратно! И кобылу не верну! Уж больно она мне приглянулась. Так и будем с ней таскаться по дорогам. Пыльные и несчастные.

Кобыла и вправду была хороша: нежного пшеничного колера, с тонкими длинными ногами, красиво изогнутой спиной, округлыми боками, настороженно подрагивающими ушками и хитро блестящими глазами на умной морде. Медового цвета грива, по причине приличной длины, была заплетена в тонкие умильные косички. Того же окраса хвост – в несколько крупных кос. Почему-то ее вид приводил меня в восторг. И всю дорогу я тихо восторгалась каждым ее шагом, и присюсюкивала в теплое ухо, какая она замечательная, и поглаживала по изящной шее, и едва ли не целовала в мягкую теплую морду. Раньше за мной такого не водилось. Ох, Всевышние Боги, неужто во мне просыпаются доселе так славно дремавшие «материнские чувства»? Так это, кажется, у нас в народе называют? Ну вот тот самый трепет, который, поговаривают, должна испытывать «дозревшая» женщина, умиляясь при виде любого человеческого детеныша в нежном босоногом возрасте? Может, прав был Ян, когда подбивал меня на эту сомнительную авантюру – совместное взращивание спиногрызиков?

Хотя лошадь на годовалого младенца тянет слабо. Так что, скорее, нежные чувства я испытываю именно к этой хитромордой красавице.